— Но это ничего, — поспешил он успокоить меня, — газета выйдет завтра! О, г. Вильгельм Будце — один из выдающихся редакторов в мире. Он сам пишет всю газету с начала до конца, сам её набирает, сам печатает и сам же развозит на велосипеде подписчикам. Где вы ещё найдёте такого деятельного редактора? Конечно, его орган не так распространён, как другие газеты мира, но всё же расходы окупаются: он имеет 20 подписчиков и около 500 номеров рассылает в разные музеи и библиотеки, — конечно, gratis. Между нами говоря, я подозреваю, что он честолюбив. О, в душе этого человека таится страшное честолюбие! Уж не хочет ли он быть нашим городским головою?
Пастор остановился около маленького домика, утопавшего в зелени.
— А вот дом, где родился и жил в детстве один из наших величайших людей. Человек, который прославил имя Бонна. Да! Мы им гордимся. Это наша слава. Мы даже думаем прибить к домику доску с его именем и днём рождения.
Я приготовился услышать какое-нибудь мировое имя.
— Его имя Фердинанд Земмель. Не Прессель-Земмель, а просто Земмель. Вы услышите его имя, когда будете в Берне. Он служит там секретарём суда и скоро, говорят, будет произведён в товарищи прокурора. Да, он родился в Бонне! Нет, где, кроме Бонна, вы встретите такие контрасты?! — вдруг воскликнул пастор, словно поражённый громом, останавливаясь среди улицы. — Мы только что говорили о нашем славнейшем гражданине, — и вдруг… Видите вы этого человека?
И он указал на высокого парня, с ленивыми и беспечным видом шедшего по улице.
— Да, г. пастор.
— Это Генрих Фулер. Запомните это имя: «Генрих Фулер». Вы встретите это имя ещё в судебных летописях, в каком-нибудь громком процессе о возмутительнейшем из преступлений! Ничто не мешает этому человеку сделаться злодеем. Это — гроза и бич всего города!
— Однако, проходя мимо нас, он поклонился очень приветливо и даже как будто робко и застенчиво.
— О, не верьте наружности этого человека. Это величайший притворщик в мире. В его душе гнездятся самые гнусные замыслы! Трудно даже сказать, что делать государствам с такими личностями. Он — вор. Да! Он — гроза всех наших хозяев. Его прозвали «Хорьком», потому что он ворует яйца прямо из-под кур. Он не может видеть чужой курицы без того, чтоб её не украсть. А однажды даже пытался угнать у одного из граждан ослёнка. Извините, мой друг, что вы по моей милости видели одного из величайших негодяев в мире!
— Ничего, г. пастор.
— И помните всегда: «Генрих Фулер, по прозванию „Хорёк“», — чтоб знать, что нужно делать, если судьба вас с ним где-нибудь столкнёт.
Мы возвратились домой, где г-жа пасторша ждала нас с небольшой вечерней закуской.
— Ты знаешь, жена, кого мы сейчас встретили с г. путешественником?
— Ну?
— Генриха Фулера!!!
Добрая женщина даже побледнела.
— О, г. путешественник, я начинаю бояться за вас.
Я поспешил, насколько мог, успокоить бедную пасторшу, сказав, что у меня в дороге всегда есть с собой два больших револьвера.
Смерклось.
— Мы ложимся рано, — сказал г. пастор, — но если вы не имеете этой превосходнейшей привычки, тогда моя библиотека к вашим услугам. Она, конечно, не так велика, как другие книгохранилища, но зато недурно подобрана. В ней вы найдёте много редких и ценных книг, с которыми стоит познакомиться: Плутарха — «Жизнеописание замечательных людей», Смайльса — «Самодеятельность», Бокля — «История цивилизации Англии», не говоря уже о «Философии чистого разума» Канта, которая у меня имеется и которой я горжусь!
Я поблагодарил и отказался от чтения этих редких книг.
— Вы устали. В таком случае нам остаётся только пожелать спокойной ночи друг другу и разойтись. В вашей комнате наверху вы найдёте свежую постель. Вас проводит туда наша служанка Роза, одна из скромнейших девушек!
Последнее г. пастор прибавил, вероятно, так, скорее из чувства «местного патриотизма», чем для предупреждения.
Хорошенькая Роза, пухленькая как только что испечённая булка, провела меня наверх, ещё раз убедилась, всё ли у меня есть, что нужно, пожелала спокойной ночи и хотела уйти.
Я тихо взял её за талью и привлёк к себе.
Розочка вся вспыхнула.
— О, сударь, вы, как я вижу, величайший из ловеласов на свете! — прошептала она, стараясь ускользнуть из моих рук.
— А ты величайшая из скромниц, добродетельнейшее из существ. Знаю, знаю всё, что ты скажешь. И верю! Но неужели нельзя один раз поцеловать?