Однако все вышло совсем по-другому: домой не вернулся он.
Сначала Луиса не придала этому значения: “Вернется, куда денется”. Но прошло уже два часа с того времени, когда он обычно входил в дом. Два часа — а его нет как нет. Она уже давно приготовила ужин и теперь сидела у двери и лущила фасоль. На бледно-голубом небе сияла прекрасная бездушная луна. Гнев Луисы превратился в тоску, и тоска эта проникала все глубже в сердце. “Несчастная я, несчастная!” В конце концов, она поужинала одна. Подождала еще немного и легла спать.
Проснулась Луиса на рассвете от вдруг охватившего ее страха. В постели рядом с ней никого не было. Она поднялась и босиком прошла на кухню. Ужин Амадео стоял нетронутый. В домишке царила тишина. В груди у Луисы похолодело, но она лишь пожала печами и сказала сама себе: “Ну и черт с ним! Пусть убирается со своими причудами!” Потом снова легла в постель и подумала: “Он всегда ночевать приходил”. В деревне редко кто из мужчин всякую ночь проводил дома: все пили в таверне, иногда напивались до бесчувствия. Но “этот” — что правда, то правда — так не поступал никогда. Да что там говорить: странный он, и весь сказ.
Она попыталась уснуть, но это ей не удалось. Слушала, как бьют часы на церкви и думала о небе, залитом лунным светом, о реке, о себе. “Несчастная. Несчастная, и все!”
Наступило утро. Амадео не возвращался. Не вернулся он и на следующий день. И через день. Острая мордочка Марии
Лауреаны возникла в дверном проеме: “Эй, соседка, что происходит? Люди говорят, будто Амадео на шахте не появляется. Ох, дождется — уволят его!”
Луиса побледнела. Почувствовала, как слабеют ноги. “Это от ненависти, — подумала она. — Только от ненависти”. И, глядя в глаза Марии Лауреане, пожала плечами: “Я про то не знаю. И знать не хочу”. Повернулась спиной к соседке и снова принялась за работу.
— Может, оно и к лучшему, — не унималась соседка. — Сколько ты с ним горя хлебнула!
Мария Лауреана ушла, и Луиса снова осталась одна. Совсем одна. Силы покинули ее, и она опустилась па стул. Нож выпал у нее из рук и глухо стукнулся о пол. Ей было холодно. Очень холодно.
За оконцем кричали стрижи, журчала по камням река. “Это ты виноват, Маркос, ты! Потому что Амадео...” И вдруг ей стало страшно. Так страшно, что у нее задрожали руки. “Амадео меня любил. Да, любил”. Разве могли быть в этом сомнения? Амадео был грубым, молчаливым, мрачноватым... Нежностей от него ждать не приходилось. Он не любил рассказывать о прошлом, но из тех немногих фраз, что он обронил, она поняла, что у него было тяжелое детство и безрадостная юность. Амадео был беден и зарабатывал на жизнь — себе, ей и детям, которых они могли бы иметь — непосильным трудом, подрывавшим его здоровье. А она? Была она ласкова с ним? Пожалела его хоть раз? Понимала его?
Она посмотрела на его стул, на его нестираную одежду, на стоявшие в углу ботинки с налипшей на них грязью и почувствовала, как к горлу подкатывает комок: “Если он меня любил... А вдруг он себя жизни лишил?” Кровь прилила к вискам. “А что, если и вправду?” И она больше никогда о нем не услышит? Никогда не увидит его? Никогда не будет он сидеть, задумавшись о чем-то, рядом с ней у огня — огромные руки сцеплены в замок, черные волосы упали на лоб. Усталый, печальный... Печальный! Как же она раньше об этом не задумывалась? По ее щекам покатились слезы. Она думала о сыне, которого у них не было, о склоненной голове Амадео. “Он всегда был печальный. Печальный и неразговорчивый. И в детстве был такой же — грустный, забитый мальчик. А я? Кем я была для него?”
Она вскочила со стула и бросилась к двери. Со всех ног побежала к шахте. Добежала, задыхающаяся, потная. Нет, никто его не видел. Никто ничего не мог сказать. Мужчины смотрели на нее сурово, в их глазах она читала упрек. Ей было стыдно.
Луиса вернулась домой, бросилась на кровать и расплакалась: она потеряла своего спутника жизни. “Он — единственное, что у меня было в этом мире”. Так что же: выходит, его присутствие было для нее важно? Очень важно?
В отчаянии прижимала она к груди грязную одежду и испачканные ботинки мужа. “Его присутствие. Его молчание. Его склоненная голова, полная воспоминаний. Его взгляд”. Его тело рядом с ней в постели ночью. Большое темное тело, полное жажды, которой она не понимала. Это она была бессердечной и грубой. Это она думала только о себе. Его присутствие рядом... Ладно, пусть. А любовь? Разве она не важна? “Маркос...” Снова нахлынули воспоминания. Но сейчас они стали бледными, расплывчатыми, холодными... Так что ж любовь? Важна она или нет? В конце концов, она сказала себе: “Да кто его знает, что такое любовь! Выдумки это все!”