Выбрать главу

— Здравствуйте, бабушка.

Старуха, не отвечая, всё так же непонятно глядела на них.

— Это кто? — вдруг, кивнув на Олю, спросила она.

— Это, это Оля, внучка моя.

— А ты кто?

— Я… — начала было Галина Сергеевна, но странная старуха перебила её:

— Ты Анна?

— Анна? Почему Анна? Меня зовут Галина Сергеевна.

— А где Анна?

— Бабушка, я не знаю, про какую вы Анну спрашиваете, но я хотела у вас спросить, не знаете ли вы, здесь когда-то жила тётя Мария, у неё ещё шестеро детей было? Мы у неё в войну жили.

Старуха надолго замолчала, всё так же пристально разглядывая их.

— Это я, — наконец, сказала она. — А ты, значит, Галя, дочка Аннушки?

Галина Сергеевна только теперь поняла, про какую Анну спрашивала женщина — про её, Галинину, мать, Анну Александровну.

— Так это вы, тётя Мария? — кинулась она к женщине.

— А Анна-то где? — уклоняясь от её объятий, опять спросила старая женщина.

— Мама умерла давно, тётя Мария. В Ташкенте. Мы после войны в Ташкенте жили, я потом в Москву учиться уехала, а мама так и прожила там до самой смерти.

— Значит, умерла Анна… Не дождалась я… — тихо проговорила старушка. — Ну, вот и всё, и мне теперь жить незачем.

Галине Сергеевне вдруг стало не по себе — что она такое говорит? Что значит — жить незачем? Может, старушка не совсем здорова? Нет, как бы там ни было, она должна поговорить с ней. Мать, пока была жива, частенько вспоминала Марию, говорила, что хотела бы увидеть её, да всё как-то не складывалось поехать: из Узбекистана в Смоленск — не близкий свет. Потом началась перестройка, распад страны — какие уж тут поездки! А потом мать умерла. От аппендицита. Пятнадцать лет прожила после онкологической операции, а от аппендицита умерла. Практиканты аппендицит вырезали… — Пойдёмте в хату, — после долгого молчания сказала старушка.

4.

Муж Марии, Николай, перед самой войной был арестован и осуждён на три года за антисоветские высказывания. Что он там высказывал, Марии было неизвестно, да и Николаю, пожалуй, тоже — мало ли что он мог наболтать с пьяных глаз! А выпить он любил! Загулы случались многодневные, он иногда так долго отсутствовал, что в деревне начинали его забывать. Мария тянула дом, хозяйство, работала в колхозе и рожала, одного за другим, ребятишек. Шестеро ртов просили ежедневно хлеба, а он не всегда бывал в доме. Самому старшему, Павлику, было двенадцать лет, а младшенькая родилась в начале войны, когда отец семейства уже совершал трудовые подвиги на Беломорканале. Тесная хата, с земляным полом, с печью в пол-избы и полатями едва вмещала всех. Спали вповалку, укрывались драными дерюжками и разным тряпьём. На крюке, вбитом в потолок, висела люлька с младенцем.

В один из дождливых осенних вечеров в дверь хаты постучали. Павлушка, выглянув, увидел женщину с ребёнком на руках и державшегося за её юбку пацанёнка лет шести. «Мам, — крикнул он, — тут нищенка пришла!»

«Я тебе дам — нищенка! — сердито откликнулась мать, — богач нашёлся, — она толкла в большом чугунке картошку на ужин. — Кто там, пусть заходит».

Анна, увидев кучу чумазых ребятишек, казалось, заполнивших всё пространство, хотела повернуть назад, но силы оставили её, и она опустилась прямо на земляной пол. «Чего стоишь, — закричала мать на Павлика, — неси фуфайку, подстели под неё!» Сама, взяв девочку, положила её на тёплую лежанку, укрыла тряпьём, мальчика подсадила на печку, сунув ему горячую картофелину. Он тут же, обжигаясь и давясь, стал есть. Дети с любопытством смотрели на него, толкались и хихикали.

Так Анна с детишками оказалась у Марии. В селе давно уже были немцы, полицаи ходили по домам, выявляли колхозных активистов, коммунистов и комсомольцев.

Возле школы, превращённой в полицейский участок, соорудили виселицу, согнали народ и повесили директора школы, и он висел там целую неделю, другим в устрашение.

— Ты меня, я смотрю, не узнала? — спросила хозяйка на следующее утро Анну.

— Нет, — вглядываясь в её лицо, ответила удивлённая Анна, — мне кажется, мы никогда не встречались. А вы меня знаете? Откуда?

— Оттуда! — резко ответила Мария и вышла из хаты. Анна пошла за ней.

— Мария, я, честное слово, вас не знаю. Может, вы ошиблись?

— Ошиблась я, как же! Ты моего мужика посадила, детей без отца оставила. Ошиблась! — со злостью сказала Мария.

Анна ошеломлённо смотрела на неё.

— А… как ваша фамилия? — Она до войны работала судьёй и, конечно же, ей приходилось выносить обвинительные приговоры. Ну, надо же было попасть именно в эту семью!

полную версию книги