Когда я приблизился к бане, что-то внутри меня подсказало мне о затаившейся там опасности. Не знаю, почему я решил, что предчувствия меня обманывают. Наверное, мне просто хотелось, чтобы я обманулся.
В бане было темно.
— Добрый день, гражданин Прозоровский, — услышал я зловещий голос, искажённый жутким акцентом.
Их было трое. Тьма скрывала лица, но я догадался, кто устроил здесь засаду. В спёртом воздухе пахло потом, оружием и ещё чем-то.
— Она тоже здесь? — спросил второй. — Тихо, Прозоровский! И не делайте лишних движений!
— Конечно, здесь, — зло ответил я. — Иначе и быть не может, думаю, вы это знаете.
Чиркнула спичка. Так и есть — Янис, Гейгер и Ковальский. До зубов вооружённые, вдобавок, какой-то странный прибор с пучком электрических проводов, направленный прямо в мою сторону. Но предназначено это устройство, по всей видимости, не для меня. Для Эллы. Янис всё с тем же ужасным акцентом приказал положить обрез на пол и отступить в сторону. Но ноги не слушаются меня. Всё перед глазами двоится, плывёт, и, кажется, наступил миг, когда все мои договорённости с Эллой будут расторгнуты…
Глава 2. Воспоминания
Однажды, когда мне было лет десять или двенадцать, где-то под рождество я посмотрел в окно и увидел башню с высоким, острым словно игла шпилем, причём эта башня каким-то неведомым мне образом перемещалась. Рядом с башней росло невиданное мною дерево из полупрозрачного красного стекла. Возможно, это было не стекло, а самый обычный леденец, но это предположение звучало слишком по-детски. А вокруг башни, по узкой резной лесенке резво сновал туда-сюда какой-то небольшой человечек в зелёном костюме и ярко-красных туфлях и такой же красной шапочке набекрень.
Едва я взглянул на этого странного человечка, как вспомнил одну сказку, что читала мне на ночь гувернантка-англичанка, лицо её я к тому времени уже позабыл. Я подбежал к окну и, привстав на цыпочки, выглянул поскорее, пока башня не скрылась из виду. Как я и ожидал, башня вместе с несколькими искусно сделанными деревьями была установлена на широкой повозке, которую неспешно тащили куда-то по улице две ломовые лошади.
Я осознал, как зовут этого человека в зелёном.
— Эррор Флинт, — прошептали мои губы.
— Что ты сказал, Володя? — оторвалась от шитья моя матушка.
— Эррор Флинт, — повторил я. — Так его имя.
— Чьё? — не поняла матушка.
Хотя нет. Всё было не так. Мне тогда было не двенадцать, а тридцать два года, я жил тогда в Петербурге, рядом со мной находилась не матушка, а моя жена, Надя. Был жаркий июль. И повозку с башней и человечком тащили не лошади, а автомобиль с двигателем на электрическом токе. И деревья были из чистейшего стекла, конечно же.
— Чьё это имя? — спросила Надя.
— Этого чудака на самоходной повозке, — ответил я.
Надя посмотрела в окно и почему-то нахмурилась.
— Как странно, — проронила она.
Я же вместе со сказкой вспомнил ещё волшебные слова, которые в ней упоминались. Если произнести эти слова три раза, Эррор Флинт выполнит твоё желание. Но это ведь просто сказка, старая, почти забытая сказка, рассказанная иноземной гувернанткой, которую пришлось уволить за воровство. Или за пристрастие к алкоголю, я уж и не помню, как мне объяснили её исчезновение родители.
— Тайм спэрроу, — тихо произнёс я, чувствуя, что выгляжу глупо.
И в то же мгновение мои губы заледенели от невесть откуда взявшегося потока холодного воздуха. В глазах потемнело. Губы отказывались шевелиться.
— Тайм спэрроу, — сказал я ещё раз, и ещё.
Молчание затянулось.
— И что же Вы попросили, Владимир Михайлович? — не выдержал Андрейка.
— Книгу познания, — мрачно ответил я.
— Книгу познания? — насмешливо отозвалась Элла. — Так ты теперь это называешь?
— Заткнись, Элла, — огрызнулся я.
Не знаю, было ли это на самом деле, или видение было навеяно какой-то продолжительной изнурительной хворью. Но так или иначе, книга оказалась у меня в руках. Это была особенная книга. Её можно было открывать лишь в определённые дни и в этот день можно было прочитать лишь одну-единственную страницу, напечатанную удивительным шрифтом.
Пятнадцать лет спустя с помощью книги я сделал так, что в наш мир явилось существо, которое выглядело словно молодая соблазнительная женщина. Я называл её Эллой.
— Так вот, значит, как всё было?