В дверь снова позвонили. Что ж, сам виноват, придумал же такую глупость — бегать в комнате. Однако это были не соседи. За дверью стоял и тыкал могучим пальцем в кнопку звонка его старый друг, знаменитый поэт Рюмин.
— Здравствуй, Алексей, — тускло поздоровался Эрих.
— Привет, привет! — поэт продолжал теребить кнопку. — Я думал, у тебя звонок сломался.
— Да нет, как слышишь, работает.
— Я мимо проходил, — Рюмин оставил, наконец, кнопку и втиснулся в квартиру. — Что-то я захандрил, дай, думаю, возьму что-нибудь сладенькое и зайду к друзьям. Купил леденцов, зашёл сначала к Фредриксону…
— Но Фредриксон…
— Да, представь себе, забыл! — Рюмин расхохотался. — Как-то вылетело из головы, что старину Йохана мы уже похоронили. Позвонил, а из двери вылетают четыре малолетних прохвоста, представляешь? Племянники Фредриксона, четыре близнеца, настоящие чертенята. Ну и матушка их вышла, сестрица Фредриксона, знаешь, ничего так… Пришлось поделиться с ними леденцами.
— Ага, — кивнул Эрих.
— Но я тебя не обидел, вот! — Рюмин сунул руку в карман пальто и вытащил из его глубин трогательного петушка на палочке. К леденцу кое-где прилипли крошки табака.
— Спасибо, — переводчик принял подарок приятеля и стоял теперь посреди комнаты, не зная, что делать.
Поэт же без лишних церемоний устремился на кухню, заглянул в холодильник, в кастрюли, под стол, даже зачем-то в мусорное ведро. Вернулся он в комнату с видом рассеянным и удручённым.
— Негусто у тебя как-то…
— Ну, вот… — Эрих развёл руками.
— Что у тебя случилось?
— Да ничего, Алексей, ровным счётом ничего. Просто… уныло мне как-то. Нужно переделать кучу работы, по графику отстаю, но… совершенно нет настроения, и совсем ничего не делается. И сны снятся какие-то глупые.
— Ты знаешь, ты уже не первый, от кого я в последние дни слышу подобное. Может, это так конец света действует?
Эрих скривился.
— Что ты, Алексей, ну какой конец света, глупости всё это.
— А я стих написал, про конец, хочешь, почитаю? — но, посмотрев на кислую физиономию друга, Рюмин передумал. — Может, пойдём ко мне? Выпьем кофе с коньяком, конфеты тоже есть.
— Ладно, пошли.
Рюмин помог Эриху одеться, потом они сели в лифт и поехали вниз. Поэтом вновь овладело веселье, он то и дело подмигивал, напевал под нос песенку «Шоколадные конфетки очень-очень любят детки», а на его крупном лице расцветали улыбки.
— Про свою бывшую, небось, вспоминаешь? — спросил поэт вдруг серьёзно, когда они были уже на улице.
Эрих не ответил, хотя его друг угадал, с недавнего времени его одолевали воспоминания о прошлой жизни и мысли о том, какая жизнь могла бы быть теперь, не окажись они с Ириной совершенно неподходящими друг к другу людьми. И особенно горько становилось вечером, когда он засыпал в одиночестве под остывшим одеялом…
Рюмин жил в том же доме, но в другом подъезде. Квартира у него была просторнее и не такая захламлённая, как у Эриха. Поэт, широкая душа, не любил старые вещи, не любил памяток прошлого. К примеру, когда у его дивана сломалась ножка, он не стал заниматься ремонтом, а подарил диван вместе с креслами кому-то из своих многочисленных приятелей, купив взамен новёхонький. У чашки отбилась ручка? В мусорное ведро её со всем сервизом! Эрих такого расточительства не понимал, он бережно хранил треснувшие чашки, старые тетради с уже никому не нужными записями, старые компакт-диски, и по возможности избегал покупок чего-то нового. Возможно, поэтому деньги избегали его, предпочитая кошельки более расточительных личностей.
На столике в гостиной уже стояла початая бутылка коньяка и одна рюмка. Рюмин нимало не смутился, а предложил гостю устраиваться поудобнее. Эрих сел на мягкий диван и огляделся. Он бывал тут нечасто, и каждый раз тут что-то менялось. У одной стены, за диваном, возвышался массивный книжный шкаф, в котором, конечно же, все книги были одного авторства, а именно хозяина дома. Напротив стоял огромный плазменный телевизор. С левой стороны была дверь в коридор, справа — застеклённый балкон, с которого было видно всё то же серое небо.
Рюмин не спеша сварил кофе, а потом уставил столик разнообразными яствами: салат, жареная сёмга, баночка с чёрной икрой, коробка шоколадных конфет.