— И я вдруг поеду? — будто с недоумением спросила Елена и вопросительно посмотрела на себя в зеркало.
— В этом-то и вся прелесть, Елена Сергеевна, именно вдруг… Здесь дети, муж, будни, кухарка, а вы шаловливо, назло, взяли да исчезли… Послушайте же, ласточки прилетели!
— Да… ласточки, это приятно, но если бы вы были женаты, то так не говорили бы, — возразила Елена.
— Елена Сергеевна, я никогда не женюсь, — солгал он. — Попробуйте оженить облачко. В жизни так много приятного, а мне и этот цветок хочется сорвать, и тот… Я, Елена Сергеевна, по правде говоря, и не понимаю, как могут мужчина и женщина сойтись серьезно навсегда.
— Вы странный человек, — отозвалась она, — и рассуждаете как ребенок.
— Нисколько… Подумайте, что выходит из прекрасной женщины после брака? Женщина-жена — женщина без тайны, то есть смерть самого ценного, что нам дорого в человеке…
— Почему же вы остановились? Говорите до конца…
— Послушайте, Елена Сергеевна, — сказал он каким-то другим голосом, заметив, что она побледнела и, как ему показалось, обиделась. — Ведь все, что я сказал, не относится к вам. Вы, может быть, единственная, которая не подходит под общее правило. — Эти слова он говорил всем женщинам и потому произносил их хорошо, с чувством, и в голосе его появилась убедительность… — Только на вас замужество не оказало никакого влияния. Вы свежи, как девушка, чисты, и не обидно будет, если я прибавлю, что непорочны. Вы точно ласточка. Как это случилось, — он с недоумением поднял высоко свои густейшие черные брови, — не постигаю, но чувствую, что вы полны тайны, девичьего обаяния, и я… я кружусь подле вас, как зачарованный.
Она слушала, не глядя на него. Руки у нее чуть дрожали, и когда он кончил, ей вдруг пришла мысль, что если бы Глинский снял манжеты, воротничок, галстук и светло-серый сюртучок с розой в петлице, то перед ней очутился бы высокий, с тонкой, длинной шеей и странными бровями незнакомый мужчина. — Она, наверно, от страха закричала бы. Но вот он одет… и ничего! Говорит Бог знает что, а она спокойно выслушивает… Как это странно!
И, подумав об этом, она про себя рассмеялась тому, что Глинский приезжает к ней, ухаживает, может быть, чего-то ждет от нее, между тем как в действительности она его презирает…
"Какой он не чуткий, — сказала она себе и улыбнулась, — и все-таки я поеду с ним, потому что мне это интересно, чего-то нужно, и я сама не знаю чего".
— Как понять вашу улыбку? — спрашивал Глинский, сделав наивные, как он полагал, нравящиеся женщинам, глаза.
— Угадайте…
— Едем же, едем, — скользя по гостиной, весело и громко сказал Глинский, с радостью почувствовав вдруг, что этой улыбкой она сказала ему все: что согласна с его взглядами на семейную жизнь, рада его приезду, будет сидеть тихо и покорно, когда он за городом обнимет ее, и что даст целовать свои свежие, розовые губы и пахучие руки.
— Я пойду одеваться, Константин Сергеевич, — сказала Елена. — Ждите меня терпеливо. Тут книги, только не курите много, — муж не курит, и ему будет неприятен запах табака. Вас это не стеснит?
— О, нисколько, — ответил он, идя за ней. Она скрылась в соседней комнате, плотно притворив дверь за собой, а он сел в кресло и тотчас же, как бы назло закурил.
Елена, очутившись в спальне, лихорадочно быстро начала одеваться… Перебирая платья, она вынула то, которое больше всего шло к ней, и удивилась.
"Какая я странная, — подумала она, — и сама я себя не понимаю… Ведь мне нисколько не интересно понравиться ему, а я все-таки выбрала платье, которое лучше всего идет мне. Со стороны можно было бы подумать, что мне именно этого хочется. Какая неправда! Почему же я это делаю и почему мне не стыдно того, что делаю?"
На ее звонок пришла горничная крадущимися, неслышными шагами, очень довольная, что барыня уезжает с чужим барином, и стала застегивать платье на ее спине, улыбаясь своим мыслям. Елена же приоткрыла чуть-чуть дверь в гостиную и сказала громко:
— Вам еще не надоело ждать, Константин Сергеевич?
— Нет, нисколько, — ответил он, вставая; голос его издали показался ей незнакомым, некрасивым. — Забудьте о том, что я жду вас.
— Давайте разговаривать, — смеясь произнесла она… — через дверь.
— Давайте, — весело ответил он, делая усилие разглядеть ее в черную скважинку.
— Вы верите в Бога?
— Вот что вам интересно?.. В Бога? — переспросил он. — Пожалуй, верю, — подумав, сказал он.
— И живете по заповедям?
— Кажется, что так, — рассмеялся он… — Впрочем, не все исполняю свято.
"Как он далек от моей души", — вдруг в порыве тоски подумала она и, помимо своей воли, сказала откровенно: