— Пусть крутой ему даст. — неожиданно командует Маша и обращается к Вадиму. — Слышь, как там тебя, займи Инге денег немного. На водку.
И тишина.
Все ждут.
Хуже всего, все-таки чувствует себя Инга. Во всяком случае, она побледнела и открыла рот, но сказать ничего не может.
Мне ее не жалко. Что за хозяйка, у которой в доме не хватает гостям водки.
А зализаный стоит спокойно и никуда идти не собирается. Одной рукой он лезет в карман джинсов и что-то пытается достать. У него это получается: все смотрят на небольшой пакетик с белым порошком, который лежит на раскрытой ладони и, словно магнит, притягивает наши взгляды.
Я сглатываю слюну: если это то, что я думаю…
— Может, что-нибудь помоднее попробуем? — в голосе зализанного ни тени растерянности. Слова он произносит важно, немного тягуче и с долей презрения.
— Что это? Сахарная пудра? — спрашивает толстяк; голос выдает тезку, голос немного подрагивает. Что, толстячок, понимаешь ведь, что там не пудра?
Мне не видно глаз, но думаю, что в них плещется интерес, азарт, жажда кайфа и много-много других эмоций.
Впрочем, как и у многих из нас.
— Пудра. — снисходительно, даже чересчур снисходительно говорит зализаный, но толстяк такой тон проглатывать не собирается. Он встает и подходит вплотную к хозяину пакетика. Этакая гора, подошедшая к маленькому Магомеду.
Секунду смотрит на пакет, затем произносит:
— Ну давай, попробуем твою пудру. Инга, дай зеркало…
Порошка мало, а желающих много. Я выхожу в туалет, чтобы не видеть, как счасливчики будут нюхать кокаин — мне кажется, что поступаю я более, чем благородно. Последнее, что я слышу перед тем, как захлопнуть дверь, это робкий (куда подевалась твоя надменность?) голос зализанного:
— Только мне оставьте…
Могу поспорить на тот же червонец, что получит зализанный не кокс, а болт от Братской Гэс.
В туалете я закуриваю сигарету, но зажигалку не тушу. Подношу ее к пластику, которым обиты стены сортира и наблюдаю, как он начинает вздуваться. Меня прёт, мне нравится наблюдать за желто-коричневыми пятнами, появляющимися на белом фоне пластика. Зажигалка выпадает из руки на пол, я закидываю голову и медленно выдыхаю дым.
Какого черта я здесь сижу, как последний лох?! Там же кокаин!
Я выскакиваю из туалета и иду в зал. Мне сразу видно, кто уже понюхал: толстый Саня, Швед, Марина, Вован, Маша…
К зеркалу пытается примоститься «крутой» Вадим. Уже поделена порция на две дорожки и свернута в трубочку десятирублевая купюра, Вадим нагинается над кокаином…
Я подхожу и трогаю его за плечо:
— Слышь, тебя к телефону. Срочно.
— Кто? К какому теле…
— Там, на кухне трубка снята, иди быстрее.
Вадим недоверчиво смотрит на меня и я нервно бросаю:
— Иди, блин, там женский голос, плачет вроде!
Видимо, он провел какую-то ассоциацию и допустил возможность такого звонка.
Вадим встает и я выхватываю у него свернутую десятку.
— Я пока попробую.
Вадим мгновение колеблется, затем бросается в сторону кухни.
А я нагинаюсь, вставляю бумажную трубочку в ноздрю, другую зажимаю.
Вдох!
Другая ноздря!
Вдох!
Вспышка. Еще одна.
Я чувствую, я физически ощущаю, как расширяются зрачки, как в мозг отдает волна чего-то резкого и в то же время нежного и приятного. Говорят, что кокаин действует по-разному в зависимости от ситуации, что, как правило, он расслабляет… Чепуха! Кокаин не может расслаблять. Он заставляет действовать, заставляет поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить.
Нос слегка печет — я не столь часто употребляю кокс и слизистая оболочка еще не привыкла к этому раздражителю. Плевать! Мне хорошо, мне очень хорошо.
И кентам моим тоже хорошо: Сане, Вовчику, Марине, Маше… Маша. Золотце. Рыбка моя. Я хочу тебя. Если бы ты могла понимать язык взглядов, я бы рассказал тебе, что я мог бы с тобой сделать. Если бы… мог бы… вот бы…
Заходит Вадим. Заходит и смотрит на меня — делает вид, что шутка удалась и ему понравилась, хотя, я уверен, дай ему возможность и он убил бы меня. Моя порция кокаина была последней.
Миша возится с магнитофоном — ему удается включить его и в комнату врывается Курт Кобейн со своей бессмертной «Smells like teen spirit».
— А нет чего-нибудь поприличнее? — гнусавит зализаный.
— Тебя как зовут? — спрашивает Миша.
— Костя. — зализаный ждет, что Миша представится, но в ответ слышит: