Но сейчас звонит не она — это видно по лицу Кабана, смотрящего на табло.
— Мишаня приехал. — усмехается он и подносит трубку к уху. — С приездом, корефан!
Мишка — самый необычный человек в нашей компании. Он старше нас всех на несколько лет, два года назад он вернулся из армии. Служил в ОМОНе, воевал в Чечне и через месяц после возвращения по пьянке попал под машину. Теперь он передвигается только на инвалидной коляске — у него ампутировали обе ноги. Жена с ним развелась через пару месяцев после аварии, одно время он даже пробовал сесть на иглу, но сразу же бросил это занятие и лишь иногда с нами заходил… заезжал в «офис» покурить. Он никогда не унывает, в прошлом году даже умудрился поехать на море. Он не комплексует и ведет себя всегда на самом высшем уровне. Мало того — он сам шутит насчет своей инвалидности и не против, если иногда мы тоже себе это позволяем. Две недели назад он укатил к тетке в деревню отдохнуть, а сегодня, стало быть, приехал.
— Привет передай. — говорю я Кубе.
— Тебе Веня привет передает. — говорит Кабан и, прижав трубку плечом к уху, начинает забивать косяк. — Мы в «офисе». Подтягивайся, есть кое-какие идеи. Давай, ждем.
Кабан кладет трубку в карман и смотрит на меня:
— Как думаешь, Мишаня заинтересуется?
— Чем? Твоей фантастической идеей…
— Она не фантастическая. — перебивает меня Кабан. — Сейчас покурим и я постараюсь тебя убедить.
Он начинает забивть вторую папиросу, а я подвигаюсь к Мулу и трушу его за плечо:
— Мул! Мул, Мишаня приехал.
— А? Где? — Мул открвает глаза, смотрит вокруг и потягивается. — Веня, какого черта ты меня разбудил?!
— Мишаня звонил, сейчас приедет сюда. — говорю я.
Мул трет глаза и поднимается. Гулко сглатывает слюну и тыкает в меня указательным пальцем:
— А твой корешок? Он, наверное, адрес опять забыл?
Мул не прав. Мажор мне такой же корешок, как и ему. Просто Мул его чуть больше недолюбливает, чем я, но Мул вообще мало кого любит. Я демонстративно отворачиваюсь, всем видом показывая, что я не собираюсь спорить о Мажоре.
— Кабан, ты чего там про Афоню говорил? — спрашивает Мул, подходя к столу-алтарю.
— Чемоданчик. — отвечает Куба.
— Что чемоданчик?
— Забрать надо у него чемоданчик. Там товара прилично.
— Интересно… — Мул зевает и смотрит на остаток плана. — Еще на два стандарта хватит… Помню, как два придурка сунулись еще давно к Афоне. Один, кажется в реанимации умер, а второму повезло, сразу убили…
Кабан ничего не говорит, но его лицо постепенно мрачнеет. Он заканчивает забивать вторую папиросу и осторожно кладет ее перед статуэткой Джа.
— Взрывай! — говорит Мул и Кабан отрицательно машет головой.
— Подождем Мишаню.
Минут десять мы сидим в полной тишине и ждем Мишку. Анаша, которую мы недавно курили, какая-то непонятная — долбит, отпускает и снова долбит. Мул опять начинает дремать, Кабан курит обычную сигарету и пытается выпустить дым кольцами, а я наблюдаю за ним. Кольца не получаются и я вдруг понимаю, почему — Кабан слишком занят своими мыслями, чтобы следить за тем, что он делает. Следовательно, для него внутреннее состояние сейчас гораздо важнее внешнего. А всегда ли так происходит, или это только по накурке?…
Мои уже начавшие путаться мысли развеивает знакомый голос, донесшийся из-за двери:
— Впустите безногого погреться! Кто-нибудь, помогите инвалиду!
Я открываю дверь и вижу Мишку, сидящего в инвалидном кресле. Из одежды на нем одни шорты, сквозь штанины которых торчат две культи темно-коричневого цвета. Я не раз обращал внимание на один интересный факт — стоит мне увидеть чью-нибудь культю или даже просто небольшое увечье, мне становится не по себе. Словно стыдно за то, что у меня вот все нормально, а у человека рядом — нет. Но с Мишкой не так. Иногда мне кажется, что я его всю жизнь знал именно таким и ничего особенного в этом не было. Наверное, это потому, что Мишку я и не воспринимаю, как калеку. Нормальный парень, ну, может, с незначительной проблемой.
— Мишаня… — губы сами расплываются в улыбке, я жму его руку и, наклонясь, касаюсь своей щекой его щеки. — Как ты, дружище?
— Нормально, братан. — Миша крепко жмет мою руку и хлопает меня по спине.