— Я помогу тебе дойти. — говорит она.
— Куда?
— Куда ты пойдешь. — отвечает она и отворачивается. — Это же из-за меня тебя били.
Я качаю головой и кривлю в усмешке разбитые опухшие губы:
— Не совсем. Ты его знаешь? Этого, который тебе предлагал… — я не договариваю, потому что просто не знаю, как сказать то, что хочу. Но она и так все понимает.
— Знаю. Его Андрей зовут. Он живет рядом с нами, в соседнем подъезде.
— А поточнее?
— Зачем тебе? — она отпускает мой локоть и становится передо мной. — Не связывайся с ним. Его сестра живет с каким-то крутым…
— Плевать.
— Я не хочу тебе говорить его адрес. — говорит Настя. Интересно, она за себя или за меня боится? Скорее всего, за себя. Я для нее пустое место. Как и она для меня.
— Ну и хер с тобой. Я его сам найду.
Поворачиваюсь и медленно, прихрамывая на правую ногу, иду вдоль гаражей к офису. Если пацаны там, в течении получаса мы соберем человек двадцать пять — тридцать и я вернусь в Афонин двор. Вот тогда и поговорим…
Я прохожу метров сорок и чувствую, что больше идти нет сил. Оглядываюсь, не найдя ничего подходящего, сажусь на бордюр и тут замечаю, что Настя стоит рядом со мной.
— Чего? — спрашиваю я.
— Я же обещала, что помогу тебе дойти. Вдруг с тобой что-нибудь случится.
Она садится рядом. Достаю пачку сигарет, после небольшого колебания протягиваю ей. Женщина, проходящая мимо, мрачнеет при виде этой картины, но ничего не говорит. А что она скажет, какое ей дело до нас? Скорее всего, мой вид ее отпугивает. Мне самому не хотелось бы смотреться в зеркало. Достаточно лишь представить.
— …только морды в крови… — напеваю я.
— Что? — переспрашивает Настя.
— От вселенской любви только морды в крови… — напеваю я еще раз и поясняю, — Была раньше такая Янка Дягилева… ты вряд ли слышала. Она так пела.
Настя смотрит куда-то в сторону и читает:
— …Здесь не кончается война, не начинается весна, не продолжается детство… Это ведь тоже Дягилева?
Вот те раз! В то время, когда Янка была на пике своей популярности, этому детенышу от силы пару лет было. Я удивленно смотрю на Настю и та, глубоко затянувшись, поясняет:
— Олег ее часто слушает. Когда… когда уколется. Говорит, что все песни Дягилевой про него и его жизнь. Я, правда, в них мало что понимаю, но некоторые строчки мне нравятся.
По дороге проносится старый «москвич». Он обдает нас гарью из выхлопной трубы — я не обращаю на это внимания, а вот Настя начинает кашлять. Когда она прекращает, я говорю ей:
— Афоня уже появился, наверное. Смотри, а то чек не возьмешь и твой брат останется без дозы.
Последнюю фразу я пытаюсь сказать в шутливом тоне, но уж слишком мрачен смысл фразы, чтобы быть хоть немного смешным.
Настя долго молчит, опустив голову вниз. Мне кажется, что она обиделась на мои слова и я уже собираюсь извиниться, как она поднимает голову и тихо смеется.
— Ты чего? — спрашиваю я.
— Ничего. — отвечает она. — Ничего. Просто всего этого могло не быть. Да этого просто не должно было быть!
— Чего не должно было быть? — не понимаю я.
Настя машет головой и не отвечает. Я встаю с бордюра и она делает то же самое.
— Пойдем? — спрашивает она у меня и я вздыхаю. Да пусть идет, в офисе может согласится пацанам рассказать, где этот Андрей-воробей живет-поживает.
— Пойдем.
Мы идем крайне медленно. Дело даже не в том, что больно идти. Не хочется торопиться. Есть в душе горечь от того, что Мул отказался помочь, отказался даже выслушать меня. А еще к горечи примешивается справедливый гнев и предвкушение того, что сейчас я обвиню Мула и остальных в том, что своим отказом помочь мне они способствовали моему избиению. Есть и третье чувство, оно послабее, чем остальные, но все-таки… я не понимаю, почему Мул так себя повел. Насколько я его знаю, он никогда в такого рода делах не включал заднюю. Неужели его до сих пор долбило?
Черт! А может, у них тоже что-то произошло? К примеру, приехал Каха со своими отморозками или менты с обыском нагрянули… а я им тогда зачем был нужен? Нет, все таки Мул во время моего звонка был еще под кайфом. Наверняка закинулся еще одной таблеткой… а может и не одной.
Наконец, мы подходим к калитке и останавливаемся перед ней. Несколько секунд я не решаюсь ее толкнуть — нехорошие мысли все-таки крутятся, липкой лентой оборачиваясь вокруг сознания и набивая горло неприятными комками. Смотрю на Настю и та спрашивает:
— Ты здесь живешь?