— О Мрачный Мудрец, я отдам тебе все пирожки с потрошками и свежего мяса дам впридачу! — без колебаний согласился Митя.
— А не прибавишь ли ты мне ко всему этому еще свои пятерки по географии, а то, знаешь, что-то слабо я стал ориентироваться в пространстве. Как бы снова не сбиться с верного пути.
— Забери у меня все пятерки по географии — я ее заново выучу! — только сделай так, чтобы я понял, о чем говорят воробьи.
— Хорошо, Митя, договорились. Стань к стене, чтобы тебя прохожие не толкали, и крепко задумайся. Забудь, что ты человек. Вообрази себя воробьем. Войди в его положение.
Митя прислонился к стене магазина и стал настойчиво думать, что он — маленькая чирикающая птичка, что ей холодно и голодно, и страшно ей ночевать на морозе. Ему даже удалось вообразить, что на нем не плотная теплая одежда, а легонькие, продуваемые северным ветром серенькие перышки. Не очень-то они его грели! И пальцы на лапках, то есть на ногах, мерзли. Чтобы согреться, Митя попрыгал по тротуару, как воробей, и натолкнулся на женщину.
— Мальчик, где твои глаза? — сердито сказала она.
— Чив-жю-жю! — ответил Митя. Он хотел сказать: «Извините!»
Первые стайки воробьев опустились на старую акацию, приветствуя друг друга, и Митя понял, о чем они говорили!
— Чивет, живцы! (Оказывается, воробьи сами себя называют живцами!)
— Чвир, ты еще жив?
— Жив ли я?.. Жив, жив! Но зябко — жуть! Дожить бы до весны, Чивли, давай подеремся, что ли, погреемся?
— Летим на юг, Чвир, в Гагры, там тепло всю зиму, а?
— На юг! На юг! — закричали молодые воробьи.
— Лететь на юг без вожака, Чивли?! В уме ли ты?.. Мы не долетим — заблудимся.
— Зачем нам вожак, Чвир? Дочикиляем сами. Я поведу! Я знаю дорогу на юг…
— Ты отъявленный врун, Чивли! Дальше колхозного базара ты дороги не знаешь.
— Ах, вон ты как! — И Чивли сцепился с Чвиром.
Засмеялся на карнизе ворон Мрачный Мудрец:
— Хра-хра-хра!.. Легкомысленный, озорной народец!
Новая шумная стайка уселась на ветки акации, и кто-то из новоприбывших громко закричал:
— Живцы! Говорю я — Пыж Пушечный! Вы меня знаете — я живу в танке на площади Гвардейской. Я говорю: мы собрались здесь затем, чтобы выбрать себе вожака и лететь на юг. Слышите, крыши потрескивают? Это идет Большой Мороз! Мы многих недосчитаемся, если не улетим сегодня же.
— На юг! На юг! — раздались голоса.
— Слушайте меня, уважаемые живцы! — хрипло закричал седой от бумажной пыли воробей. — Это говорю я, Архивариус! Я живу в отдушине городского архива, я!.. Не надо лететь на юг…
— На юг! На юг! — закричали молодые воробьи.
— Тихо, желторотые! Пусть говорит Пыж Пушечный, — сказал Чвир.
— Живцы, говорю я — Пыж Пушечный! Слушайте меня! У всех организованных птиц есть вожаки, которые ведут свои стаи на юг. Давайте же и мы наконец-то организуемся и выберем себе вожака. Выбирайте меня вожаком, я вас поведу!.. Я самый опытный, самый сильный, самый мудрый!..
— Какой из тебя вожак?! Ты машинным маслом пахнешь! — перебил его бесхвостый воробьишка и перекувыркнулся в воздухе. — Смотрите, каков я!.. Я самый талантливый, самый бойкий. Я Жюль Циркач! Я живу в цирке. Львы и тигры — мои друзья! Выбирайте меня вожаком!
Воробьи заговорили вразнобой.
— Не надо нам никаких вожаков, нам и своих вожачков достаточно! — насмешливо сказал кто-то.
— Кто это сказал?! — задиристо спросил Жюль Циркач. — Сейчас надеру загривок.
— Не важно кто. Важно, что я не полечу никуда из родного города. Людям без нас зимой будет скучно…
— Очень мы им нужны!
— Я тоже остаюсь! Люди нас накормят, не дадут пропасть, — это сказал Чвир.
— Дождешься от них! — Это сказал Чивли. — Они кормят только надутых жирных голубей, а нас отовсюду гонят, мальчишки швыряют в нас камни, кричат: «Вора бей! Вора бей!..» За что они нас так?! Мы лишнего не берем…
— Глупый, мы не берем, мы — подбираем.
Крик на акации нарастал:
— Остаемся! Как-нибудь отобьемся от Большого Мороза.
— Тихо, живцы! Пыж Пушечный, наведи порядок!
— Летим на юг! На юг!
— Уважаемые живцы, послушайте меня! — надрывался Архивариус. — Я тут самый старый и знаю прошлое. Я говорю: кончай болтовню, мы все равно не полетим на юг. Мы тысячу лет выбираем себе вожака и никак не может выбрать его. Мы тысячу лет уже не летаем на юг. Мы разучились далеко летать…