— Заходите. Пожалуйста.
Она переступила порог квартиры, и только тогда Анна Васильевна ее узнала, только в этот момент. Узнавание — будто вспышка. Мгновенное.
— Здравствуйте, хозяюшка.
— Что насчет Сережи?
— Узнали меня?
— Да. Что с Сережей?
— Я его видела.
— Где? Когда?
— Недавно. Где — не скажу.
— Что?
— Ничего.
— Вы смеетесь надо мной?
— Нет, Анна Васильевна, не смеюсь. Прощайте.
Анна Васильевна вцепилась Галине Петровне в рукав. Галина Петровна посмотрела спокойно на ее побелевшие пальцы.
— Отпустите.
— Вы не можете вот так уйти!
— Руку уберите.
— Где мой сын?
— Не скажу.
— Послушайте, Галина Петровна, вы же знаете, этим не шутят, я с ума схожу третий месяц, не знаю, что думать. Вы его правда видели?
— Правда.
Заглянула ей в глаза:
— Скажите, где?
— Ни за что.
— Галина Петровна, умоляю.
— Нет.
— Что вы хотите? Денег? Сколько?
Галина Петровна рассмеялась. Попыталась отодрать ее пальцы.
— Погодите, умоляю, давайте поговорим, я виновата, простите, я наказана больше некуда, простите!
Замолчала. И вдруг выпалила:
— Хотите чаю? Хотите?
— Мне сегодня снилось, что я чай пью.
— Давайте чай, Галина Петровна, давайте поговорим, мы с вами ни разу не говорили, это неправильно, проходите.
— Смешно.
— Зайдите, прошу, смилуйтесь.
— Рукав отпустите. Как я пройду, вы в меня вцепились.
В кухне были задвинуты занавески, горело электричество, так что казалось, что на улице все еще ночь. На плите стояла кастрюля, томилась на огне, Анна Васильевна его поспешно завернула.
— Что варите?
— Кашу. Геркулес.
— Вам с утра сегодня?
— Нет. Я с трех.
— Тогда чего вскочили до света?
— Я не умею поздно, всегда рано просыпаюсь.
— А Митя поспать любил.
Затравленный взгляд в ответ.
— На работу, бывало, не добудишься.
Молчание и затравленный взгляд.
— Митя был страшный франт. И сам любил хорошо одеваться, и чтобы я, обожал, когда я на высоких каблуках, вся такая из себя, красивая и недоступная, рядом с ним. Это сейчас я подраспустилась, без него.
Молчание. Взгляд умоляющий, жалкий. Шепот:
— Простите.
— Бог простит, — встала и направилась к выходу.
Анна Васильевна потащилась следом, но ничего уже не смогла вымолвить.
Уткнулась лбом в закрывшуюся за Галиной Петровной дверь.
Митя был муж Галины Петровны. Он умер несколько лет назад. От того, что Анна Васильевна, их участковый терапевт, не распознала болезнь.
Галина Петровна жила в этом же доме. Анна Васильевна во втором подъезде, она — в четвертом. Анна Васильевна на пятом этаже, она — на третьем.
Лифтом Галина Петровна не воспользовалась. Она поднималась на лифте, если очень уж уставала. В это утро, особенно после разговора, она даже чувствовала прилив сил, как будто бы не было четырех душных часов в ночном автобусе, как будто она отлично выспалась и даже кофе уже выпила — такая была кристальная ясность сознания.
Дома она первым делом раздвинула занавески, распахнула форточки. Сумку оставила в прихожей неразобранной. Долго, с наслаждением, стояла под душем, закрыв глаза, представляла сильный тропический ливень, зарядивший на полгода, и — завернула кран, распорядилась погодой. Вышла из ванной оглушенная, обновленная. По квартире ходили сквозняки, пахло осенью, а не старым, затхлым жильем, и это было замечательно.
Она поставила варить кофе. И, уже выпив кофе, накрасившись, одевшись, преобразившись в элегантную, холодную женщину, с холодным запахом, уже не дома, в вагоне метро, в подземном туннеле, по дороге на работу, она почувствовала усталость. Исчезла свежесть, вернулась ночь, навалилась тяжесть. И ей показалось, что ее лицо исказилось не только в черном, неровном, как бы расползающемся стекле.
Она дотронулась до своего живого лица, до прохладной ухоженной кожи. На месте?
Анна Васильевна вернулась в кухню. От кастрюли поднимался жар.
Все в Анне Васильевне точно остановилось. Ей хотелось забраться в постель, еще не убранную, лечь и уснуть, проснуться в будущем веке, когда ее судьба станет неразличима. Она отправилась в душ и долго, упорно стояла под тугими струями. Вышла и глянула на часы. Около семи утра. Есть не хотелось. Она включила телевизор, посмотрела новости. Начало восьмого. Пошла в комнату. Одежда была приготовлена с вечера, висела на спинке стула. Серая юбка, черный свитер.