Я учел это, с того момента я стал избегать оставаться наедине с Леонор и смотреть в ее темные глаза, затуманенные химерами.
Проклятие цыганки
Всегда когда среди людей, претендующих на образованность, заходит разговор о предсказаниях и суевериях, среди них не оказалась бы того, кто бы не заявил, что он свободен от детских страхов, и они почти также беззаботны, как и Дон Жуан перед статуями своих жертв. Тем не менее, после того, как пройдет десять минут, посвященных похвальбе сильным духом, у каждого находится редкая история с неким невероятным событием, «совпадением» (о совпадениях больше всего и говорят).
Наиболее часто удобный случай наблюдать за суевериями предоставляют различные торжества. Из четырнадцати или пятнадцати приглашенных не приходят один или два. Сидя за столом, кто-нибудь замечает, что за столом тринадцать человек, после этого начинается оживление, вымученные улыбки и совсем не искренние шутки, и хозяева дома вынуждены отправиться искать где угодно, хоть в аду, четырнадцатого. Наконец, зло предотвращено, и все довольны. Женщины улыбаются приветливо. Все вздохнули спокойно. Кто же не был свидетелем подобного?
Последний, кто присутствовал, мог видеть, как Густаво Лисана, малый довольно беззаботный, был весьма расстроен, когда за столом было тринадцать человек, и, на его лице выразилось облегчение, когда их стало четырнадцать. Я не думал, что этот неутомимый охотник и спортсмен так суеверен, и первое время мне было странно видеть его не похожим на себя, пока я не привел его в кафе, не посадил в угол японского салона и прямо не спросил о том:
— Совпадение, — сказал он, как и следовало ожидать.
Видя, что я улыбнулся, он жестом предложил сесть мне на расшитый диван, где на подушках стая белых журавлей с розовыми лапками летела над золотистыми зарослями фантастической лагуны. Сам он сел в кресло из бамбука начала быстро рассказывать, сопровождая свое повествование резкими движениями, поведав мне о «совпадении», связанном с роковым числом.
— Моими самыми близкими друзьями, самыми лучшими, были два сына градоначальника, из старинной и богатой семьи в Эстремадуре. Мы учили вместе в школе иезуитов, когда вышли из нее, наша дружба стала еще крепче. Старшего звали Леонсио, другого — Сантьяго, вы могли бы увидеть прекрасные фигуры маленьких мальчиков, которые были так нежно привязаны друг к другу. Сироты, без отца и матери, хозяева своего имения, не знали слов «твое» и «мое»: общий кошелек, полное доверие, несмотря на различие характеров (Леонсио — нервный, страстно ко всему стремящийся, Сантьяго — спокойный и уравновешенный), между ними царила неизменная гармония. Они меня в шутку называли своим братом, и люди считали, что я и сыновья градоначальника были родственниками.
Страстные охотники, мы недели проводили на лугах и пастбищах, которыми владел градоначальник: в Манче и Эстремадуре, где которых Бог заселил множеством зверей, от кошек и кроликов до оленей, косуль, кабанов, генетт и диких кошек.
При помощи своих черных винтовок и своры превосходных гончих мы охотились, каждая охота вызывала восторг, будто бы она была чудом. Один раз во время этих экскурсий мы забрели в Сан Леонсио. Нас вместе пригласила тетя сыновей градоначальника, благоразумнейшая дама, мать обворожительной девушки, которая очень нравилась Сантьяго. После долгих размышлений я склоняюсь к мысли о том, что страсть Сантьяго внесла свою лепту в те несчастья, что с ним произошли. Я вам скажу, почему.
Дело в том, что мы встретились в доме, где из-за того, что был праздник, было много прочих гостей: подруги девушки, влиятельные господа, близкие друзья матери. И я, человек, который никогда не считал сотрапезников, невольно, заходя в столовую, посмотрел на блюда. Нас было тринадцать!
Я ничего не сказал, с другой стороны, у меня не было никакого предчувствия. И потом, в середине трапезы, когда хозяйка дома объявила, смеясь: «Приветствую! Может, из-за простуды Хулии, которой она помешала придти, нас теперь двенадцать! Не бойтесь, господа, что никому здесь нет шестидесяти, больше, чем мне, во всяком случае, одного я выберу».