— В этом году я буду прицепщицей, а потом нас будут учить на трактористов. Не могу же я нарушить своего слова, которое дала на комсомольском собрании.
Но эти доводы едва ли подействовали бы на мать, если б не вмешался Токой-аке — дядя Саадат.
— Не мешай молодым, им виднее, пусть идет! — посоветовал он матери.
И Саадат ушла, а мать вскоре горько раскаялась. Она видела, что Саадат теперь принадлежит не только ей, что есть другая могучая сила, которая все больше и больше овладевает ее дочерью.
Иногда ей кажется, что Саадат становится умнее ее. Не слишком ли много это для девушки? У Саадат появились свои заботы, которых не понимает она, мать. Почему Саадат, придя домой, так соскучившись по матери, чуть свет, спозаранку спешит обратно, в бригаду?
Странно. Порой Саадат серьезна, деловита, порой необыкновенно весела, поет, смеется, пристает к матери с ласками, а то вдруг затуманятся глаза, как у осиротевшего верблюжонка, сидит тихая, печальная.
— Довольна ли ты Саадат, своей работой? — украдкой спрашивала Сейнеп-апа. — Что за люди у вас там в бригаде?
— Очень довольна! — всегда отвечала Саадат и с восхищением принималась рассказывать о своих товарищах. Они приехали издалека и хорошо знают машины. А есть и такие, что сами делали их на заводе. «Вот бы и мне такой стать!» — говорила Саадат. И глаза ее загорались. В эту минуту она становилась для матери чужой и непонятной. Не замечая тревоги в глазах матери, Саадат рассказывала обо всем, что ее волновало, о комсомольском собрании, о стенгазете, где протащили лодыря-тракториста, и еще о многом, правда, не всегда понятном для Сейнеп-апа.
Напились чаю. Саадат собрала дасторкон, вымыла пиалы, поставила их на полку. Пора и спать, но Сейнеп-апа еще сидела на кошме, внимательно поглядывая на Саадат.
— Подойди-ка, доченька, ко мне, сядь, — показала она на кошму рядом с собой. — Хочу с тобой поговорить…
— Говори, апа, я слушаю…
Долго собиралась с мыслями Сейнеп-апа, не зная, а чего начать.
— Ты у меня единственная, Саадат, — сказала она, пристально глядя в лицо дочери. — Ты мне и за сына и за дочь. У меня никого, кроме тебя. Ты думаешь, мне легко одной? — На глазах матери навернулись слезы. — Только на работе и забываюсь, а приду домой… тоска сжигает душу… Где ты, что с тобой, здорова ли… Не женская у тебя работа, Саадат. Разве девушке сидеть за плугом… Оставь ты это, вернись домой… и в колхозе немало работы…
Сейнеп-апа вытерла глаза и тяжело вздохнула. Кажется, этого было достаточно, чтобы понять, что хочет она, но Саадат чувствовала, что мать не сказала главного.
— Да разве я единственная девушка у нас в полевом стане? Есть ведь и из нашего колхоза девчата. А сколько их у нас в МТС! И работают не хуже мужчин. Почему же я должна все бросить?
— А ты не равняйся с ними! — рассердилась Сейнеп-апа. — Они не одни у родителей.
Саадат обняла мать и замерла, прижав ее к груди. Не могло быть и речи, чтобы не согласиться с ней.
— Ну хорошо, апа, пусть будет по-твоему. Но разреши мне еще немного побыть там. Скоро кончится весенним сев, и тогда я вернусь. Совсем немного осталось, потерпи, апа…
Мать успокоилась. Пора и спать.
Веки начали было смыкаться, но вот послышался шорох. Сейнеп-апа открыла глаза и увидела, что Саадат встала и тихонько пробралась к окну. Голубоватый лунный свет падал на голову и плечи девушки. Саадат беспокойно оглянулась на мать, затем осторожно села на подоконник, обхватила колени руками и затихла. Видно, о чем-то думает. Руки нервно теребят косы, упавшие на грудь.
«И чего ей не спится?» — Сердце матери снова тревожно заныло.
Прильнув к стеклу, Саадат пристально смотрит в горы, где на пологих склонах время от времени вспыхивают огни тракторных фар. С упоением прислушивается она к далекому рокоту моторов. Шум то приближается, и тогда кажется, что тракторы находятся здесь, рядом, то удаляется, заставляя девушку напрягать слух.
«Слушает трактор», — догадывается Сейнеп-апа и ловит себя на том, что и сама постоянно прислушивается к этому рокоту. Ее дочь тоже работает там, на полях, и когда ее нет дома, мать находит в этом рокоте успокоение. Да, неспроста сидит дочь у окна. Сейнеп-апа понимает, что Саадат душой находится не здесь, а там, на пашне.
Саадат смотрит на далекие фары, и ей кажется, что она видит, как лемеха плуга подрезывают пласты целины снизу наискось и опрокидывают их рассыпчатыми гривами друг возле друга. Долгие годы лежала земля эта нетронутой. И вот они с Касымджаном первые возрождают эти необжитые земли. Теперь здесь будут колоситься хлеба, а вскоре пролягут дороги, вырастут дома среди гор в долине «Старого кочевья», и люди по-хозяйски будут говорить приезжему: «Проедете вот это поле, увидите там скотный двор, а дальше улицы, это и есть наш колхоз!» — «Да, все это будет создано нами!»— думает Саадат, ощущая в душе прилив радости. Разве это не настоящее счастье, разве не стоит посвятить этому жизнь!