Я сажусь у её ног. Со стола я снимаю скатерть. Я укутываю её маленькие холодные ножки. Я грею моим дыханием эти беспомощные гниющие ножки… Она жмурится и потягивается, как котёнок от ласково щекочущего тепла. Её божественно-смертельное лицо излучает такой яркий, такой благодатный свет, что мне хочется крикнуть всему миру:
— Я счастлив! Я дико, безумно, незаслуженно счастлив!..
А в камине засыпают угольки, мягко шуршат, укладываясь удобнее, изредка ворочаются или сонно потрескивают, иногда недовольные позой. Музыки!.. музыки!..
— Я такая осенняя! — говорит она. — Дождь исколол меня!.. Ветер унёс тепло моего тела!.. Меня отравила осень!.. Я не хочу холода!.. Не хочу, не хочу!
Ах!.. она дрожит! Ужасом сверкает её лицо!..
— Нет, нет! — говорю я. — Никогда!.. Вы не уйдёте от меня!.. Я больше не пущу Вас туда… Я ревную Вас к этой проклятой эстраде!.. Вы останетесь у меня! Вы будете моей невестой!.. Моей светлой малюткой-невестой!..
— Mon chevalier!.. — шепчет она.
Через час я стелю ей мою постель.
— Вы позволите мне лечь у порога? — спрашиваю я. — Я буду оберегать Вас!.. Я буду слушать, как Вы дышите!
— Надеюсь, Вы будете корректны? — беспокойно спрашивает она.
— О!.. клянусь Вам!.. Couchez vous!..
Потом темно. В камине умер огонь.
— На ночь я глотаю пилюлю!.. — пролетает в моём сознании её последняя фраза.
Утром в глаза ей било солнце… Я не счёл нужным будить её… Дело в том, что она… — была мертва.
(Редакция Олег Рубанский)
КРАСНЫЕ БАБОЧКИ
Рассказ
«Колька, что я тебе сказала?..» — кричит из кухни Берта Яковлевна.
«Ступай на место и не мешай работать!..»
«Оставь ножницы!..»
«И спичек не тронь, мерзкий мальчишка!..»
Колька тихонько сползает с табуретки и на цыпочках бредет в свой угол.
Берту Яковлевну нельзя сердить… Берта Яковлевна может прибить, и потом будет плакать, что у нее разрыв сердца…
Лучше поиграть лоскутками.
Лоскутки тоже хорошая вещь.
Набрав их целую горсть, Колька принимается раскладывать их по длине половицы.
— Синие и желтые.
— Красные и белые.
— С узорами и без узоров.
Прекрасные лоскутки!..
А других игрушек нет… Раньше у Кольки был друг — старый кот Кашулка, ну тогда играли вдвоем, а теперь Кашулки нет — Кашулку убили мальчишки. Колька помнит, как метался Кашулка по крыше с бутылкой на хвосте и как в него бросали камнями, и как он повис, зацепившись за водосточную трубу…
Убили.
А теперь скучно стало, мамы тоже нет… Ушла куда-то…
В мастерской Настя стучит машиной. Вот Настя еще хорошая… Когда Берта Яковлевна бьет Кольку, Настя под конец не дает…
А сейчас она шьет с мастерицами новое платье…
Чудное платье!.. — оно черное и такое ласковое, и с красными бабочками.
Колька его очень любит.
Бабочки на нем такие огромные и мохнатые! Когда Кольку прогоняют в угол, он всегда смотрит на них из-за шкапа. Жаль только разговаривать с ними нельзя — Берта Яковлевна не дает… Но зато можно смотреть, как кружатся они в тусклом свете керосинового солнца……
Как весело дерутся между собой…
Как быстро летают по комнате…
Настя говорит — «бабочек нет», «бабочки вышиты».
Глупости!..
Если бы Настя посидела здесь, в углу за шкапом, она бы, наверное, увидала много интересных вещей!..
Темнеет. Скоро зажгут лампу. Колька вспоминает, что завтра день его рождения и ему семь лет.
От некоторых воспоминаний Кольке становится грустно-грустно. Лежа на сундуке, он думает о том, что в прошлом году была мама, что ему подарили паяца и резиновый мячик и что теперь, вероятно, ничего не подарят.
Берта Яковлевна говорит — «подарки — баловство» и еще говорит, что она и так истратила на него «полжизни и полсостояния»…
Так.
Звонок. Колька вздрагивает.
Кто это?
Звонка нельзя равнодушно слышать, всегда кажется, что должен кто-то войти.
Кто-то важный и нужный.
Нужный ему — Кольке.
И когда он придет, все пойдет иначе.
Как, — неизвестно.
И кто, тоже неизвестно — может быть, мама…
Настя побежала отворять. Колька высунулся из-за шкапа и тревожно смотрит на дверь.
Кто это?
Дверь распахнулась. Вбежала маленькая собачка, за ней какая-то дама, а за ней Настя с лампой.
Прибежала Берта Яковлевна и начала суетиться.
«Проше сядаць, панна Ядвига!..»
«Проше сядаць!..»