Из-за угла дома появилась одна из теток, скорее всего, воен-но-морская. Она толкала перед собой тяжеленную тачку. Мы отвернулись, пока она откатила ее вниз по дорожке. Разговаривая со мной, она достала из кармана недоеденный рогалик и принялась его жевать. Потом, когда мы с Клаусом отправились в заднюю часть дома, где находился кабинет, из кухни, мимо которой мы проходили, выглянула вторая тетка. Там внутри повернуться было негде от пластмассовых емкостей с черенками. На столе стояла большая консервная банка с супом, две банки поменьше с фасолью в томате и пакет с нарезанным белым хлебом. Когда мальчик уселся за дядин стол перед окном, давешний неразличимый человек разогнулся и двинулся прочь от клумбы. Проходя мимо окна, он, не глядя в нашу сторону, заученным движением вскинул руку к голове. Позднее я увидела, как он стоит у компостной кучи и чистит банан. Снятые шкурки он методично отправлял в компост, а потом задумчиво посмотрел на банан и швырнул его туда же.
Клаус и впрямь оказался во всех отношениях неглупым. У него были феноменальные способности к языкам, так что на английском он говорил не просто уверенно, а практически как носитель: легко, естественно и без акцента. По его словам, французским и немецким он владел на том же уровне, а испанский «набирал». Точные науки, как он мне объяснил, для него «никакой сложности не составляли», и сомневаться в этом у меня причин не было, поскольку вскоре я поняла, какой у него цепкий, рациональный склад ума.
Но мне предстояло обучить его писать сочинения на добровольно-принудительную тему, а он пока что не имел представления о том, как к этому подступиться. Мы разбирали один образец за другим, но каждое мое предложение Клаус неизменно встречал скептической улыбкой.
— Это невозможно. Смотрите, здесь написано: «Путешествие». Это же неконкретно. Так ничего написать нельзя.
— А ты прямо так и напиши, просто вырази свою точку зрения.
— Но это будет невежливо. И не слишком дальновидно, потому что настроит комиссию против меня.
— С чего ты взял, Клаус, совсем не обязательно! Скорее, наоборот. Ты, по-моему, понимаешь все слишком буквально. И чересчур всерьез. От тебя требуется просто сесть и написать все, что ты знаешь о путешествиях.
— Но я путешествовал всего один раз, самолетом из Женевы до аэропорта Гатуик, а потом сюда на машине.
— Не беда, многие люди и того не делали. Для кого-то переход через поле — уже путешествие. Представь, что ты вышел и отправился куда-то из этой комнаты, в сад, потом дальше, к реке. Чем не путешествие? Пойти посмотреть на коров — это путешествие. Посидеть где-нибудь, поразмыслить — тоже путешествие. Подумай, как это можно повернуть.
— Неужели кто-то будет это читать?
— Это уж от тебя зависит! Напишешь интересно — будут.
— Но мне-то неинтересно.
— Н-да... Ну что ж...
Еще один урок на той же неделе:
— Ладно, попробуем зайти с другого конца. Скажи, что тебя интересует.
— Математика. Перевод. И...
Равнодушно скользившие по мне глаза теперь уставились в окно, на догорающее солнце. Дядя нынче вечером на сцене не появлялся, но его плетеное кресло с пухлой неяркой подушкой просматривалось под тремя молодыми деревцами, росшими у стены из местного красного кирпича, порядком выветрившегося. Рядом на траве валялась забытая шляпа. В лучах заката розы на клумбе полыхали каким-то отчаянным цветом. Я вдруг вспомнила, что Клаус долгие годы воспитывался без отца, а недавно потерял мать.
— Надо все-таки постараться и что-то сделать, — сказала я.
Убедившись, что у него есть все составленные мною памятки с описанием различных подходов к той или иной теме, а также образцы сочинений, я засобиралась домой. Он, как всегда, вежливо проводил меня до дверей. В кухне вторая, «сухопутная» тетка, более женоподобная, чем сестра, стояла перед старой газовой плитой и сосредоточенно обугливала на сковородке консервированную фасоль в томате.