— Вас знают в веках как убийц и чудовищ, — пораженно ответил Герой, — но вы утверждаете, что отказались от истинных душ ради чуждого вам народа. Если это так, то быть может в тот момент вы и вправду обрели душу?
— Я знал, человек, что ты скажешь это, — безразлично ответил каменный генерал. — Но твои слова лишь слабая попытка убедить нас и привлечь на свою сторону. Мы испытали не жалость и сострадание к жертвам, а отвращение к делу, что нас заставляли творить. Мы были и остаемся кусками горной породы, которым придает движение древняя запретная магия, но душ у нас нет, и не будет уже никогда. Чужая мечта на чужом алтаре ради чужого существования ценится порой куда меньше, чем чья–то жизнь, отданная ради твоей мечты. Но пусть так и остается, это наш выбор. Мы не станем помогать тебе, лишь только укажем на допущенную ошибку. Нельзя разрушить что–то, не привнеся на это место нечто новое, соразмерное предыдущему, и надеяться, что все уладится само собой.
— Я уже понял это, — кивнул молодой правитель. — Но что будет лучше, взять наследие Та Цу или пытаться создать что–то совершенно иное и отличное от того?
— Крайностям всегда легче следовать, в этом ваша человеческая природа проявляется лучше всего, — без эмоций рассмеялся Саарба. — Трудно искать баланс между всеобщим компромиссом и всеобщим же благом, но это удел настоящего правителя. Та Цу понял это, но лишь пройдя долгий Путь от лазоревого змея рассвета до черного царя–дракона. Он так и не успел воплотить свое виденье в жизнь, но может быть, это получится у тебя.
— Это будет трудный и опасный Путь, — заметил Герой.
Генерал Саарба величественно кивнул, занимая прежнее место в безмолвных рядах. И уже в спину уходящему правителю прозвучали прощальные слова нефритового исполина.
— Да, этот путь будет долгим и сложным, но первые шаги в правильном направлении ты, юный Цы, уже сделал.
Два озера
Свои последние годы мудрейший Со Хэ почти все время проводил в стенах монастыря Рякудзи, посвящая себя воспитанию учеников и беседам с бесчисленными гостями и просителями, прибывавших к нему со всех имперских окраин и из иных далеких земель, лежащих за горами, равнинами и морями. Однажды в обитель пожаловал старый седой отшельник, прибывший из страны Даксмен. Он оказался близким другом и соучеником просвещенного мастера. Послушники и гости монастыря, в предвкушении мудрых споров, изо дня в день неотрывно следовали за старцами, но монахи проводили время лишь в праздных воспоминаниях о минувших днях и в поединках на разлинованной доске каргёцу. Для многих это стало серьезным разочарованием, а единственный ученик даксменского мастера, пришедший вместе с учителем, был раздосадован, пожалуй, сильнее всех.
— Учитель, — спросил горец своего наставника вечером пятого дня. — Для чего мы проделали весь этот долгий путь? Разве вы не желали встречи с великим Со Хэ, чтобы еще острее отточить свой разум в поединке мыслей? Разве вы не собираетесь больше искать абсолютную истину и совершенствовать себя духовно и физически?
— Тебе стоит понять, что не всякий омут имеет дно, и порою бросаться с головой в пасть к речному сому безрассудно не меньше, чем искать двери в подземное царство, — с улыбкой ответил старик. — Мы с Со Хэ как два озера, лежащих в предгорьях. Мы наполнены до краев своими мыслями и суждениями, а если свежий поток начнет вливаться к нам со склонов, то он заставит воду выйти из берегов, но не наполнит собой глубины. Если оба озера разольются по горной долине, то они смешаются друг с другом, поднимут тучу пыли и грязи и, в конце концов, перестанут быть сами собой.
— Но разве такие испытания не часть того пути, по которому мы идем? — удивился ученик.
— Только когда они могут дать нам что–то, пока низина озера не заполнена до краев.
— Быть может, стоит тогда порой осушать низину, чтобы наполнить ее новым знанием?
— Выходит, ты готов забыть все, чему тебя учили, если вдруг решишь, что новое знание лучше, того, что было у тебя раньше?
— Если это сделает меня духовно крепче и целостнее, то почему бы и нет?
— Быть может потому, что тогда ты признаешь себя глупцом, неспособным использовать то, чем владеешь, а все время, потраченное на былые изыскания, окажется упущенным впустую, — нахмурился старый монах. — И не только твое время, но и мое. Да и я сам превращусь в никудышного учителя, раз не смог вложить в тебя хоть что–то, что имело бы смысл сохранить.