А у нас и одного раза хватит. Даже полраза. За тридцать с лишним лет в нашем климате так настрадаешься, что не знаешь, как эту-то жизнь до конца дотянуть без цирроза или дуэли. А о следующей — и подумать жутко. Представляете: всё, ручки сложил, помер, отмучился. А тут опять открывай глаза, и (здравствуй, лошадь, я Буденный!) — свинцовые сумерки, слякоть, «третьим будешь?»… Нет, только не это.
Правда, у нас женщины красивые. В качестве компенсации за климат. И на том спасибо, конечно. Но всё-таки лучше кактусом.
В Тайланде, как известно, много странного, но странные вещи воспринимаются там как сами собой разумеющиеся. Сказка ведь.
Например, я никогда ничего не ел более вкусного и острого, чем тайский суп том ям. Но ничто так не лечит гастрит, как этот самый суп. Можете попробовать. Глотаешь вроде бы огонь, как циркач, а в желудке — гаремная нега, бламанже в бархате…
Или: в бухте Фанг Нга, там где знаменитый остров Джеймса Бонда, прямо из воды растет лес. В котором живут морские обезьяны, питающиеся исключительно крабами. Очень деловые такие приматы: нырнул с ветки в океан, побулькал, вынырнул, слопал краба величиной с ленинскую кепку, почесался, опять нырнул. И всё с философским спокойствием.
А рядом с водоплавающими обезьянами в домах на сваях живут морские мусульманские цыгане. Морские мусульманские цыгане — это примерно как желтолицые православные готтентоты. Но эти ничего — живут себе на сваях, растят жемчуг, ловят рыбу, дружат с обезьянами.
Словом, хорошо там.
На Пхукете я провел неделю. Купался, поглощал, как несломанный пылесос, морепродукты, ходил на массаж. Не на какой-то там, о котором вы сразу подумали, а на настоящий, тайский. Приличный, полезный и приятный.
Тайский массаж мне делала девушка П;пу. Прямо на пляже, в неровной, мерцающей, ренуаровской тени бамбукового навеса, Пупу нежно, но решительно выламывала мне ноги, звонко хрустела моими кривыми пальцами, мяла мой гулкий, натруженный рефлексией череп. И все это — полтора часа и за триста батов. По-нашему, по-советски, это где-то семь долларов. Сумма по нынешним временам, скажем прямо, трогательная.
Я вообще люблю массаж. И тайский и русский, любой. В Москве меня приучила к массажу массажистка Лера.
Вообще-то сначала я хотел рассказать о Пупу, но теперь уж расскажу и о Лере, потому что Лера и Пупу мне одинаково дороги. Когда я вижу Леру, я сразу вспоминаю о Пупу, а как только вспоминаю о Пупу, тут же думаю о Лере. Такая вот цепная реакция, которую очень трудно остановить. Лера приходит к нам по воскресеньям. Сначала она делает массаж моей жене, затем — легкий, больше для порядка — моему восьмилетнему сыну, а потом мне. В целом процесс занимает часа четыре, иногда — пять. Стоит вся эта радость двадцать долларов. То есть у Леры те же расценки, что и у Пупу.
У Леры есть одна особенность: она всё время разговаривает. Очень-очень быстро и большей частью — сама собой. О чем там они говорят с женой — не знаю. Думаю, их беседы действительно хоть как-то напоминают диалог, потому что моя жена, так сказать, щебетлива, как и все женщины. Леру переговорить трудно, но какую-то конкуренцию моя жена составить ей всё-таки может. Чего никак нельзя сказать обо мне.
Когда женщины говорят, я молчу. С самого рождения. Эта мудрость досталась мне генетически. Родители мне рассказывали, что, когда я начинал кричать в своей коляске, был только один способ заставить меня замолчать — подкатить мою коляску к коляске орущей Олечки (нашей двухмесячной соседки по даче в Пахре). Как только я слышал Олечкины вопли, я мирно засыпал, утопая в блаженных слюнях. Олечка кричала постоянно, и поэтому я вырос очень спокойным, уравновешенным человеком.
Итак, когда женщины говорят, я молчу. Иногда, конечно, издаю какие-нибудь звуки, чтобы показать, что я еще не умер. Звуки эти представляют собой нечто среднее между стоном раненого бойца и ворчанием старого пса в будке. Причем этот звуковой комплекс претендует на передачу некоего изумления перед глубиной мысли, высказанной собеседницей. Изумления в рамках приличия. Такого солидного, цивилизованного изумления с примесью русской похмельной куртуазности.
Лера — родом из Севастополя. В Москве живет уже лет семь. У нее высшее гуманитарное образование. Профессия — научный коммунизм. То есть в каком-то смысле Лера — философ. Классиков марксизма-ленинизма Лера знает на зубок. Очень любит их цитировать. Меня, например, она называет «низы». А себя — «верхи». «Верхи готовы. Низы уже хотят?» Или: «Низы, не напрягайте животик». «Низы, повернитесь к верхам спинкой». И ещё Лере очень нравится, что меня зовут Вовой, как Ленина. Иногда она называет меня «нижним Вовой» или «Вовой снизу».