Ответ:
«Дорогой Томас!. Ингу в евророзыск объявила. Запрос о компенсации в Евросовет заслала. Ответ будет лет через десять. Доброго здоровьица! Дж. Кап.»
Или:
«Здравствуй, Джульетта! Пишет тебе Настя из Мурманска. Я люблю Васю. Вася меня тоже любит. Вася очень хороший и внимательный. Дарит мне на день рождения цветы с клумбы и всё такое. Но вот неприятность, Джульетта: когда Вася пьяный, он меня больно бьет тяжелыми предметами, типа журнального столика. Наверное, от любви. Я не жалуюсь. Пусть бьет, если любит. Просто я уже задолбалась с бланшами ходить. С мордой типа северного сияния. А ещё он то руку мне сломает, шалун, то ногу. Хожу всю жизнь в гипсе, как каскадер-неудачник. Меня уже весь Мурманск знает: „Вон, говорят, Васькин Семен Семеныч идет!“ Что мне делать, Джульетта? Может, его тоже слегка… ну… отзвиздячить? С другой стороны, жалко мне его. Он такой худенький. Он когда один раз меня табуреткой по голове бил, я кухонным столом от него защищалась. Ну, и случайно в стенку его, типа, вдавила. Он потом месяц в больнице с переломом двенадцати ребер лежал. Лежит, плачет. Худенький такой… а я к нему в больницу ходила, тоже плакала. Потом он меня, пока ребра не срослись, полгода не бил. А потом опять начал. Вот я и не знаю, что мне делать, Джульетта. Дай совет. Если я ему чутка того… скалкой, там, по его дурному абажуру перелобаню или малость для страха ногами за кадычок попридушу — не убьет ли это нашу Вечную Любовь? А? Очень жду от тебя весточки. Твоя навеки. С заполярным приветом. Настюшка Китобоева».
Ответ:
«Не убьет. Наоборот. Раз в полгода рекомендую тебе, Настя, твоему худенькому борзому Васе устраивать, так сказать, сеанс антиборзина. Фестиваль „Здравствуй, гипс“. Ну, смычку попы с крапивой. Ты меня понимаешь… А если будет дергаться — зови милицию. Посидит в обезьяннике — протрезвеет. Чао. Твой Джульеттик».
И вот в таком роде — тысячи и тысячи писем. Я хотел тоже что-нибудь написать Джульетте. Но про Вечную Любовь все уже написано. Только в книге отзывов я оставил, кажется, самую короткую из всех оставленных там до меня записей:
«Зашибись! Вован».
Можете съездить в Верону и проверить.
Шаверма на поребрике
Мне стыдно! Я весь сгораю от стыда! Позор мне! Я — презренное созданье. Бейте меня, бейте все. Тапочками по лицу. Ещё, ещё!.. О совесть моя, где ты?!
Поясняю.
За последние 10–15 лет я объехал много всяких разных мест. От Индонезии до Мексики. От Норвегии до Камбоджи. Разъездился, раскатался, колобок. Космополит безродный. Шлёндра. Даже на острове Гваделупа побывал. Отгваделупился, выходит дело. Можно даже сказать, вЫгваделупился… Пижон. Турмерзавец. Экзот-извращенец. Фу, как стыдно…
И вот на работе давеча вызывает меня начальник и говорит:
— Срочно на день в Питер. Завтра вечером уезжаешь, послезавтра — назад. На «Авроре» поедешь. Прочитаешь там лекцию. Про мат. Ты ведь у нас звезда сквернословия. Матовед. Гы-гы… Шучу. В общем, прочитаешь лекцию о том, что ругаться матом нехорошо. Понял?
— Понял. А где лекцию-то читать?
— В Герцена.
— В университете, что ли?
— Ну…
— А он где там находится-то?
Начальник внимательно посмотрел мне в левый глаз. Он почему-то всегда смотрит в один глаз. Если сердится — в левый. Если доволен — в правый. Как Мюллер на этого… одноглазого. Куравлева.
— Как всегда, на Ваське.
— А Васька — это кто?
Начальник вздохнул и посмотрел мне в лоб:
— Васька — это Васильевский остров. «Аврора» — поезд. Петербург — город. На Неве. Река такая… Ты там был вообще-то когда-нибудь?