Представительница турфирмы «Х», девушка-ночь с миндалевидными очами слегка порочной лани, стряхнув пепел куда-то в сторону моих штанов, ответила так:
— Молодой человек, — сказала она, — Брест, чтоб вы знали, — это же на Украине. Там же у их же океану нету. У их тама ихнее Черное только море есть, типа Сухуми. Где же ж я вам парижского океану накопаю в Бесте? Вы что же, молодой человек… от географии в школе косили? Мы вам можем вона Анталию предложить, как всем нормальным людям, Кипр опять же — жемчужину эту ихнюю Середиземную, Египетские пирамиды с Мертвым морем и верблюд;ми… У нас все продуманно, как в аптеке у культурных… А в Брест щас не возють. Тама же ж не курортная зона.
Я не стал объяснять, что «ихний» Брест, в который мне нужно, — во Франции, а «нашенский», вернее «другой ихний» — не на Украине, а в Белоруси. И что «Сухуми» — Это Грузия. А Мертвое море- Израиль.
И что от географии косил в школе не я, а эта… испепелившая меня лань. Что не надо мне «ихних Середиземных» жемчужин. И что вообще стряхивать пепел в штаны клиенту не культурно. И даже опасно.
Объяснил я всё ночной лани. «Накопала» она мне Брест. Съездил я к Атлантике.
Прошло полгода. Решил я исследовать Бирму. Мьянму по-нынешнему.
Пришел в турфирму «Х» и говорю:
— Хочу в Мьянму.
— А это где? — спрашивает турфирмовская девушка-осень, с глазами большими, серыми и пронзительно печальными. Прямо сердце щемит. Так бы сразу и удочерил.
— Это бывшая Бирма, девушка…
— А-а-а… Ясно. Слыхала. В Бирму — это можно. Там столица-то есть? — и скорбь в глазах: вдруг они там, бирмовчане, без столицы?..
— Есть. Ронгун. «Йонгон» — они говорят.
— И Вы туда, в этот Егун-Рогун хотите?
— Да. И еще в Мандалай.
Смеется девушка! А глаза-то, глаза… Небеса, жемчуг, предрассветное свечение моря… Жаль, два раза не удочеряют…
— Что вы смеетесь-то, девушка?
— Мандалай — он же в Америке, где все тупые. Вы что, Задорнова не слушали? И слово-то какое нашли… нецензурное — Мандалай… съездили бы себе, как все, в нормальную Тайландовскую Паттайу, на слонах бы покатались…
Вот беда-то! Полный Мандалай! Ну, опять объяснил, съездил…
А в той же турфирме «Х» местный молодой человек, очень сильно пахнувший луком, помню, страну Бутан упорно называл страной Батун. В честь лука, наверно.
Потом была история с греческими островами, и ещё много историй.
Словом, кончилось всё это тем, что позвонил мне директор этой самой фирмы и сказал:
— Спасибо, Владимир, за разработанный вами маршрут по греческим островам. Мы его теперь всем предлагаем. И за Брест с Мандалаем — спасибо. Предлагаем вам совместно с журналом «Y» двухдневную поездку в Париж на гиперльготных условиях.
Вот я и поехал.
Прилетаю в аэропорт имени Шарля де Голля. За такси — очередь. Метров триста. Кстати, об очередях. Не могу молчать.
Парижане, французы и вообще европейцы, я заметил, жутко любят стоять в очередях. Такое ощущение, что они получают от этого какое-то неизвестное мне извращенческое удовольствие.
Если есть хоть малейшая возможность встать в очередь, европейцы тут же в нее встают. Аккуратненько, личиком в затылочек, гульфиком к копчику… Строго по клеточкам по полу. По клетке на особь. Лица расцветают, как розы весенние. Стоят, улыбаются. И главное — никакого возмущения.
Я лично сам видел очередь из трех человек к уличному писсуару в Амстердаме. У них там открытые писсуары прямо на улице. Простота! Один оптимистично так журчит, а двое — личико в затылок, личико в затылок — за него радуются. Отойди ж ты в сторону! Полн; же писсуаров в Амстердаме! Не дыши облегчающемуся коллеге на плешь! Нет? Будем дышать?
Не понимаю!
Европейцы умудрились даже целые страны выставить в очередь на вступление в своё ЕЭС. Что писсуар, что ЕЭС — без разницы.
Видно, не настоялись европейцы всласть в свое время в очередях, как мы: три часа за кефиром, трое суток за свадебным набором (сам стоял), три года за польской стенкой, тридцать лет за квартирой, триста лет за званием «нормальной цивилизованной страны»… Тьфу!
Очередь, как известно, существует для того, чтоб упражняться в залезании без очереди. Так же как: заборы — чтобы их перелезать или делать лазейки, турникеты — чтобы их перепрыгивать, препятствия — чтобы их преодолевать. Но европейцы этого не понимают.
И вот вижу я эту очередь за такси в парижском аэропорте. Встаю, конечно, без очереди. По привычке. Какой-то чистокровный смуглый француз в тюрбане мне говорит: