Но беда подстерегала и обрушилась неожиданно.
С утра Сулейман был в хорошем расположении духа — Мирвасик рассказал, что тетя Маруся из больницы поехала прямо к сыну и будто бы останется там до весны. Мурлыча себе под нос веселую песенку, старик отправился на бахчу и полол гряды, а потом еще надо было подвязывать кусты помидоров.
От работы оторвал его внучек.
— Дедушка, вас Халпаранг-ата зовет! Ждет вас на ферме.
— Что это потерял он на ферме, бездельник? А?
— Не знаю, дедушка. Сказал, чтоб скорее шли.
На дворе фермы запыхавшийся Сулейман нашел своего друга. Тот в сознании своей важности восседал на старом ящике, подобрав под себя ноги.
— Ты что это расселся, а, чайхану новую открыл, да?
— Не видишь разве? — Халпаранг-ата обвел рукой двор. — Сам председатель меня назначил.
— Что ж, на безрыбье и рак — рыба! — Сулейман-ата посмеялся над приятелем, хотя в душе позавидовал — все-таки не ночью работает, на виду у людей. Вслух же не упустил добавить: — Что, и скребок тоже председатель вручил, да?
Халпаранг-ата поморщился, но ссориться с другом не хотел.
— Все, все председатель дал, верно говорю! И метлу, и лопату! Понадобится навоз для бахчи — теперь тебе не надо идти упрашивать кого-то. Хочешь арбу, хочешь — две, самого отборного… Да, друг, это тебе не пост тети Маруси! Настоящая мужская работа! Сам видишь, не слепой… — и он подмигнул единственным глазом.
— Так, так, работа у тебя отличная, — поддержал Сулейман-ата, — но будь осторожен… — он перешел на шепот.
Халпаранг помимо воли склонился к нему, прислушался.
— Ну-ну, говори…
— Знаешь, — продолжал Сулейман-ата, — тут на конюшне лошади есть, очень опасные. Завидят тебя, кривого такого, перепугаются да как лягнут — прямо по здоровому глазу!
Халпаранг-ата притворился, что не расслышал:
— Я позвал тебя для того, чтобы угостить пловом… из лучшего риса… Мы с тобой теперь люди работающие, не можем рассиживать в чайхане. Пошли ко мне…
Вечером, как обычно, старый Сулейман закинул ружье за плечо и отправился сторожить склад. Когда Мирвасик запер все замки и пожелал старику спокойной ночи, Сулейман-ата обошел двор, заглянул во все углы, потом развел огонь и стал кипятить в кумгане чай. Было тепло, уютно и спокойно, он прихлебывал чай и дремал, слушая, как потрескивает на огне хворост. Вдруг что-то упало то ли с крыши, то ли с забора. Старик встрепенулся, оглядел двор. Никого. Может, кошки бегают? Он снова задремал — и снова его разбудил необычный звук, но в этот раз он расслышал, что именно его разбудило — кто-то кашлянул. Сулейман-ата тут же вскочил на ноги и стал прислушиваться. За амбаром кто-то снова тихо кашлянул, послышался шепот. Сулейман кинулся на голос — и замер: двое здоровяков, разобрав у забора крышу склада, вытаскивали автопокрышки.
Сулейман-ата помнит только, что, кажется, крикнул: «Стой!» — и бросился к ворам, — один из них подскочил к старику, размахнулся и так двинул ему промеж глаз, что старый опрокинулся на землю и сколько-то времени пролежал в забытьи. Очнувшись, он, не подымаясь, трясущимися руками стащил с плеча ружье и слабо крикнул:
— Стой, стрелять буду!
Один из воров, что подальше, был занят делом — переваливал тяжелую покрышку через забор, другой же, огромный и страшный, подхватив на ходу камень, метнулся к Сулейману и… ба-ах — раскатился эхом выстрел, — старик, не целясь, спустил курок. Бандит схватился за живот, согнулся и так, скрючившись, свалился в двух шагах от сторожа.
Откуда ни возьмись появилось множество людей, поднялся крик, шум. Старик разобрал только слова подбежавшего к нему Мирвасика:
— Молодец, ата, давно мы за ними охотились, да поймать не могли!.. Спасибо вам! Давайте встать помогу, обопритесь на меня…
— Я, кажется, попал в него? — растерянно спросил Сулейман, ощупывая ушибленный лоб и глаз.
— Так ему и надо!
Через полчаса районная «скорая помощь» забрала раненого вора. А Сулейманова старуха подержала сонного внука над куском ваты и, когда он намочил ее, приложила ватку к заплывшему глазу мужа.
Наутро люди повалили в дом Сулеймана-ата, будто на какое торжество, поздравляли его и хвалили за храбрость.
— Я-то думал, — объяснял другу старый Хакимбек, — воробей вспорхнет — и сердце твое в пятки провалится, ан нет, герой ты, оказывается, джигит из джигитов…
— Да… — многозначительно-туманно поддержал его Халпаранг-ата, — вор, он тебе не лошадь, куда попало не лягнет, выбирает место… Ты уж береги глаза-то, один все-таки среди нас целый-невредимый…