У Сулеймана-ата задергался ушибленный глаз, но он ничего не ответил другу.
Пришел председатель. Поблагодарил от имени колхозников и надел на плечи Сулеймана-ата новый чапан, подарок за геройскую службу. Сказал, что воры, пойманные вчера, трижды обворовывали склад колхоза, на две тысячи украли, так что еще раз спасибо….
Несмотря на ноющую боль в глазу, Сулейман-ата наслаждался жизнью. Старуха и друзья не знали, куда посадить его, чем угостить. В общем, сделался он героем дня. А вечером прибежал внучек Сулейманов маленький и принес страшную весть: в больнице от раны в живот скончался вор…
Такого поворота дела люди не ждали. А сам Сулейман всю ночь метался в постели. Старуха пробовала успокоить его тем, что от его, Сулеймановых, мучений мертвому-то все равно не станет легче, но Сулейман не слушал ее.
А потом был суд. Сулеймана-ата приговорили было к пяти годам заключения, но затем, учитывая преклонный возраст, заменили срок на три года. Три года тюрьмы! Думал ли старый Сулейман, что так все обернется, когда радостно собирался на дежурство тем злополучным вечером! Правильно говорят: беду всегда не ждешь…
— Ата, потерпите немного, мы этого так не оставим, — успокаивал старика председатель колхоза. — Раз вам доверено ружье — может ведь оно когда-нибудь выстрелить!
Но Сулейман-ата в горе своем не слышал ободряющих слов. Да и что сказал бы он в ответ, если б услышал, — разве лишь то, что человек ведь действительно дороже имущества и за кражи не убивают. Надо терпеть — три года. Он слушал выступления на суде и почти все понял. Не понял одного: оказывается, есть четыре вида сторожей, и сторожа первых трех видов имеют право стрелять, а четвертого — нет, могут только пугать ружьем, и сам Сулейман относился именно к этому, пугающе-нестреляющему отряду сторожей. Этого он не понимал. Именно это пытались объяснить ему тюремные старожилы Франт-Туляган и Сашко, и тоже без пользы.
— Вы, ата, сами опять же виноваты, — говорил Туляган, он же Франт, старому Сулейману, — потому и сидите здесь с нами… Ну, подумаешь, взял бы он несколько шин — ведь не из вашего дома тащит! Да и сам воришка ваш — идиотом круглым смотрится! Попал бы к нам в руки, мы б из него человека сделали. Ему вот что надо было: тихонечко подойти к вам, забрать ружье и спокойно делать свои дела, а потом, на прощанье, перебросил бы он вам ружьишко через заборчик. Так-то, дело говорю!
— Неуч он! — поддержал дружка Сашко и со свистом сплюнул. — Сам виноват. Сделал бы все чисто — и сам наслаждался бы жизнью, и вы бы спали спокойно. Так что правое ваше дело — и не терзайте себе души из-за дурака этого… Вот посмотрите — отменят ваш приговор, вспомните тогда мои слова. Верьте нам… Подождать, однако ж, конечно, придется…
Сулейман-ата ждал. Но на глаза то и дело наворачивались слезы старческой немощи.
Так прошел месяц, начался второй. Чуть ли не весь кишлак перебывал в гостях у старого Сулеймана, и, конечно, чаще других — Халпаранг-ата и Хакимбек-ата. Ходили к нему два друга, ходили и вдруг перестали, исчезли, будто нет их. Сначала Сулейман обижался, потом забеспокоился и спросил свою старуху, как они, здоровы ли.
— Здоровы, что твои кони, — ответила старуха сердито: она тоже в обиде была на друзей, забывших мужа. — Что им сделается, конечно здоровы! Работу, что ли, себе в городе нашли — каждый божий день ездить повадились. А вам только о них и думать — больше дела нет, да?
— Ничего, я так просто спросил, — отмахнулся Сулейман, но на сердце почувствовал горечь.
— Председатель вам привет передает, говорит, подаст заявление куда-то высоко, чтобы вас освободили… Мирвасик тоже ездил в город хлопотать…
— Э-э, не говори мне об этом шалопае, — рассердился старик, — из-за него все так получилось, не мог кого помоложе найти!..
За месяц с лишним никаких перемен к лучшему в жизни Сулеймана-ата не произошло. Он поднимался раньше всех и кипятил чай, а потом еще убирал приемную.
Ему уже стало казаться, что время остановилось и он всегда кипятил чай и убирал приемную. Но однажды, когда чай уже вскипел и он размышлял, чем бы заняться еще, его вызвал начальник:
— Ата, пришла бумага по вашему делу, поздравляю — вы свободны!
Сулейман смотрел растерянно и молчал.
— Да-да, ата, вы свободны!
— Ия могу идти?
Он побежал в барак, но ничего не взял из своих вещей, захватил только чапан — тот, что подарил службу председатель, и поспешил к проходной. Там он замедлил шаг, чтобы отругать постового — как сторож сторожа, ибо постовой мирно посапывал, опершись о свою винтовку.