— Абдулла казий, Вы не можете уйти от нас без какого либо дара, строго произнес хан.
— Да простит меня Ваше превосходительство, есть у меня одно тайное желание. И если, о великий хан Вы дозволите, я бы хотел сказать его только Вам.
— Мы позволяем тебе сделать это, подойди к Нам ближе и скажи на ухо, — повелел хан.
Визири, вельможи, чиновники сразу отступили от трона и удалились в противоположный конец зала. Абдулла казий же в согнувшемся виде подошел близко к хану и тихо сказал:
— На праздниках Уразы и Курбан-байрам после молитвы Вы одариваете лучших людей государства, так вот я прошу Ваше превосходительство, призывать и меня к себе и на ухо сказать, — «ты еще жив хитрый паршивец», вот такое у меня последнее желание. Абдулла казий отошел от трона и снова упал на колени. Грозный хан сначала растерянно улыбнулся, затем громко и весело стал смеяться.
— Ты оказался весьма смышленым человеком казий, — сказал хан, — твоя пустяковая просьба сначала рассмешила Нас, затем восхитила тонкостью суждения. Мы обещаем, что до конца Нашей жизни твое желание будет исполнятся.
Придворные не знали о чем, договорился хан с казием, но все радовались веселому настроению Норбутабий хана. Абдулла, со словами благодарности, не разгибаясь, попятился к выходу. Тронный зал он видел в последний раз.
Мусульмане мира два раза в году отмечают свои религиозные праздники, первый, завершив Уразу — Великий пост, мусульмане отмечают Рамазан. А через семьдесят дней в месяце Зульхиджа празднуют Курбан-байрам — праздник жертвоприношения. Помните, когда Авраам по велению Бога был уже готов принести в жертву своего сына Исаака, но был остановлен ангелом, который из райских кущ вывел жертвенного барана. В такие дни до восхода солнца, мусульмане собираются на праздничное богослужение.
Соборная мечеть Кокандского ханства «Масчити Жоми» вмещала до десяти тысяч молящихся, остальные молились на площади и близлежащих улочках. После окончания намаза народ ждал ханских указов и награждений. И как обещал Нарбутабий хан, в конце каждой праздничной молитвы, объявления ханских указов, глашатай несколько раз взывал, — «Бывший Калон казий Коканда Абдулла — к хану!». Седобородый казий на виду у всех кокандцев, с трудом пробирался сквозь ряды людей к возвышенной площадке, где восседал хан. Норбутабий притягивал Абдуллу к себе и что шептал ему на ухо. Старый казий благодарил, кланялся хану и уходил прочь. Досточтимые, уважаемые жители Коканда понимали, что хоть и ушел Абдулла казий с высокой должности, но он, как бы, оставался рядом с троном. У них с ханом были еще свои секреты…
Да брат, Восток дело тонкое!
Ласточки и мы
В далеком детстве, а может быть оно еще не так далеко ушло от нас, короток человеческий век, события тех дней мы видим, как вчерашний день. Но после пятидесяти о детстве тоскливо вспоминаем, как о чуде, к которому нет возврата. Даже суровые, пасмурные дни этой поры нам кажутся светлыми, беззаботными. Кажется, солнце светило ласковее, небо было выше, вода вкуснее, друзья-товарищи преданнее и воздух вокруг был пропитан отваги и озорства.
В начале апреля прилетали к нам сначала стрижи, затем ласточки. Купаться на речке, мы начинали с прилета этих птиц. С берегов полноводных арыков набирали ласточки глину и лепили замысловатые гнезда. Селились они рядом с людьми, как бы видя в них свою защиту. В течение весны, лета и осени они становились полноправными членами человеческой семьи. Да и люди радовались, считалось, что эта птах приносит счастье в дом. О счастье судить трудно, а радость от щебета маленькой, красивой птицы, от того что она смело летает в жилище людей, от узорчатых гнезд на потолках и нешумной возне птенцов по вечерам — в доме человека становилось веселей.
Нам всегда твердили, что если прикоснутся к ласточке или к ее птенцам можно заболеть «трясучей» болезнью, это вызывало в нас страх и уважение к этим пичужкам с раздвоенными хвостами. И как бы мы не старались сделать бумажного змея с таким хвостом, ничего из этого не получалось.
Разорить гнездо воробья для нас особого труда не стоило. Мы потрошили их, по своему изучая законы эволюции пернатых, внося свой посильный вклад в равновесие природы — птиц было так много, что наше хищничество на их число в окружающем мире никак не отражалось. Да и в нашем детском представлении воробей и ворон считались птицами разбойниками. А что касается ласточек, то их гнезда смотрели на нас темными жерлами и давили сверху огромным таинством, которое кончалось, когда в этом отверстии появлялись темно-серые создания с огромными для их тела желтыми ртами. Нельзя передать каких усилий стоило не взять их в руки, но страх «трясучей» болезни брал верх. И все же не прикасаясь к ним, мы придумывали маленькие заботы родителям птенцов. Электрическую лампочку можно было поставить так, чтобы свет ночью проникал в гнездо. Неугомонные ласточки доклеивали небольшой коридор, и свет не мешал спать голодным птенцам. Почему голодным спросите вы, просто с каждым днем шум в гнезде усиливался и по жалкому и смешному виду птенцов, мы делали собственный вывод, что они голодны.