В одну из ночей к западным воротам Кашгара подошли «дервиши». «Дервиши» — люди, посветившие свою жизнь восхвалению имени Аллаха и пророка Мухаммеда. «Дервиши» — аскеты, добровольно отказавшиеся от всех прелестей бренного мира. Их жизнь паломничество. Они ходят по всему Востоку, от одной святыни Ислама к другой. Их дело — проповедь Корана, хадисов, других священных писаний. Проповеди в стихах, многоголосных песнях с вхождением в транс. Сцена их выступлений — городские площади, мечети, святилища. Их еда — подаяния, одежда рубище, оружие — слово и посох. Их возраст от подростков до седобородых аксакалов. Место жизни караванные тропы, города, кишлаки Азии.
К крепостным стенам Кашгара, они пришли из Кокандского ханство — живописного урочища Шахимардан. Старожилы Ферганской долины считают, что в Шахимардане захоронены останки зятя пророка Мухаммеда — Али.
Они прошли путь почти в тысячу километров, останавливаясь в городах Андижан, Ош, Наукат. С большим караваном грузов через перевал Иргаштом, они преодолели высоченный горный хребет Тянь-Шань, прошли Кашгарскую долину и уже ночью подошли до западных ворот столицы Кашгарии. После долгого стука раздался сонный голос стража — «Кто там?»
«Ассалому алейкум, — крикнул старец, — мы дервиши, пришли издалека». Ворота открылись, страж поприветствовал странников и разъяснил, как пройти к мечети и главному караван-сараю города.
Надо сказать, древние азиатские города строились в долинах рек или других источников воды, на пересечении караванных путей. Издавна торговля способствовала быстрому развитию городов. Обязательным для древних поселений было четыре составные — базар, мечеть, медресе и баня. Строились они в центре, обрамляя городскую площадь. К ним примыкали караван-сараи, чайханы, харчевни, постройки для стражников, здания городской управы, а вокруг до крепостных стен теснилось жилье горожан. Все дороги города сходились к главной площади. Крепость хана стояла особняком и возвышалась над городом.
Дервиши, их было двенадцать — пятеро старцев, пятеро средних лет мужчин и двое подростков, дошли до мечети, помылись, прочитали ночную молитву и готовились съесть свой скудный ужин, как подъехал всадник в богатых одеждах и попросил дервишей последовать за ним во дворец. Стражи городских ворот успели доложить хану о прибывших пилигримах.
Странники были измучены дальней дорогой, но отказ от приглашения хана могло накликать беду. В этой стране, они мусофиры — путники, гости. На Востоке по шариату путник, гость — человек оберегаемый Богом и каждый мусульманин — должен по возможности помогать путнику, тем более дервишу — человеку Аллаха.
Во дворце горели огромные масляные лампады, сновали слуги, на входе и коридорах стояли воины с копьями. В обеденном зале на дорогих коврах были расстелены атласные одеяла, разложены бархатные подушки, на расписных скатертях всевозможные яства, зал пропитан индийскими благовониями. Словом, во дворце было празднично.
Гости заняли свои места. Глашатай объявил о выходе хана. Абдурашид хан был молод, красив, мужественен. Он занял свое место, расселись дервиши, вельможи и начался пир. Слуги несли разные блюда. Хан рассказывал о достоинстве подносимой еды, секретах их приготовления, настоятельно просил отведать то или иное блюдо, говорил о качествах продуктов, расхваливал придворных поваров, рассказывал о мастерстве и изысканности их вкуса. Как о большой науке, рассуждал о пряностях, привозимых ему из Индии, Персии и других стран. За чаепитием он говорил о достоинствах китайского чая, завозимых ему из «Поднебесной». И только в конце вечера хан стал расспрашивать о том, где были странники, что видели, что слышали, о жизни народов, религии, правителях.
Глубокой ночью закончился пир. Хан пожелал дервишам хорошего сна. Их отвели в богато убранное спальное помещение. От обильной трапезы странники не могли сразу уснуть. Стали тихо рассуждать о доброте и гостеприимстве Абдурашид хана.
Правитель Кашгара имел особенную страсть, тайно подслушивал разговоры своих гостей. В спальне для этого, одна из стен была выложена настолько тонкой, что можно было слышать даже шепот. Дервиши говорили много хорошего о хана, его доброте, о красоте края, города.
Но насторожился хан, когда подросток сказал: — «Я не могу понять всего того, что происходило в этот вечер, но мне показалось, что в жилах правителя страны течет не ханская кровь».
«Ты говоришь истину, — сказал зрелый дервиш, — в его повадках, смысле сказанного, много от среднего сословия, простолюдина, ремесленника. А вся напыщенность, царственность всего лишь удел дворцовой жизни, восточная игра».