— Вихрова к командиру!
Растерянный и печальный вид разведчиков тронул Чалого.
— Поняли, шельмы? — строго спросил он, а в голосе слышалась отеческая доброта.
— Поняли, как есть, товарищ командир!
— Шабля, отволоки своего болвана вот туда под кусты, чтобы солнце не пекло голову его благородию. Да скажи поварам, нехай кормят вас получше, чтобы раны скорее зажили.
Шабля, ходивший в разведку вместе с Сулимом, так и не знал, что же случилось с другом на руднике «Мария». И Сашко стал рассказывать ему подробности ночного поиска:
— Пойми ты… Она мне, эта дивчина, никакая не невеста. Я ее никогда в жизни не видал. Это сестра Вани Радченко… Я только знал по рассказам Ивана, где ихний дом, и хотел заскочить к матери и сестренке и сказать, чтобы не дожидались больше Ивана… Дом ихний возле шахтной конторы. Там и штаб шкуровцев. Конечно, риск был большой… Вот и застукали меня, первым выстрелом, гады, попали в плечо, и я побежал в степь… Ты что?
Сашко почудилось, будто Шабля плакал.
— Ничего я… — сквозь слезы ответил Шабля. — А записку ты какую приклеил?
— Чудак… Никакой записки я не писал, нельзя было настораживать врага. Я тебе наврал про записку.
И все-таки Шабля плакал. Сашко не верил своим глазам и готов был выругаться, потому что презирал человеческие слабости, а слезы не мог видеть. Что это за боец, если плачет…
— Хороший ты, Сашко, — сказал вдруг Шабля. — Не зря Ваня Радченко любил тебя. Верное у тебя сердце…
Сашко вдруг ощутил в себе прилив непонятной нежности к другу.
— Шабля ты моя вострая, — обнял он товарища. — Теперь ты мне друг во веки веков. Только чудной ты, вроде мешком из-за угла ударенный.
— Почему?
— Не куришь, не ругаешься. Песни буржуйские знаешь… У нас на шахте коногоны знаешь как ругаются, аж листья с деревьев сыпятся. Ничего… Сделаем из тебя человека. Ты мне, подлец, жизню спас, и я за тебя голову сложу… Как в той песне:
Чалый готовился к бою. Не так просто драться одному эскадрону с двумя, да еще отпетыми шкуровцами. Каждую минуту на рудник могла подойти артиллерия. Поэтому, прежде чем начать атаку, командир и комиссар решили узнать о противнике подробнее, изучить подступы к руднику. Для этого назначили двух разведчиков — Вихрова, а с ним Шаблю. Обоих нарядили нищими — слепец с поводырем. План разведки был дерзким — проникнуть на рудник среди белого дня.
Чалый вызвал Шаблю, объяснил задачу, а под конец напомнил:
— Только знай: прежняя вина с тебя не снимается, арест отбудешь, когда вернешься. Понял, чижик?
— Все понятно, товарищ командир! — весело отрапортовал Шабля, гордый новым поручением, и неумело козырнул, приложив ладонь к стриженой голове.
Сашко Сулим не находил себе места от неясной тревоги. Он боялся за Шаблю. Ему казалось, что в минуту опасности никто не мог бы защитить Шаблю так, как он.
Когда разведчики собрались, Сашко подошел к Шабле и впервые назвал его по имени:
— Федя, ты, пацан, гляди, голову под пули не подставляй.
До позднего вечера от разведчиков не было вестей. Эскадрон, готовый к бою, напряженно ждал.
Уже стемнело, звезды зажглись на небе, а разведчиков все не было. Чалый разделил эскадрон на две группы. Одну из них, под командой комиссара Бережного, он предполагал послать в обход рудника, и те по сигналу красной ракеты должны были ударить с тыла. Вторую, с пятьюдесятью саблями, взялся провести по балкам к руднику сам Чалый, чтобы атаковать белых в лоб. Успех операции зависел от донесения разведки.
Бойцы напряженно всматривались в темную степь. Чалый уже думал, не послать ли новую разведку, как вдруг перед ним предстал обессиленный от потери крови Вихров.
— Шаблю опознали, товарищ командир. Мы уже вертались обратно, когда мальчонка увидал шкуровского офицера, который лично казнил его отца и мать. Не удержался — бросил гранату, убил офицера и человек пять белых. Мы убегали дворами, а тут верховые наперерез…
Разведчик передал Чалому схему расположения противника, удобные подходы с трех сторон. И добавил, что Шабля, хотя и схвачен белыми, наверно, еще жив.
Сашко Сулим подбежал к Чалому.
— Товарищ командир, разрешите… я выручу Шаблю!
— По коням! — скомандовал Чалый, и всадники помчались по степи, озаренной красным светом взвившейся в небо ракеты.