Быстрым шагом миновали редкий лес, отделявший партизанскую базу от реки, вытащили припрятанную в камышах лодку и в два приема переправились на другой берег.
Как на беду, ночь выпала лунная. Куда ни погляди — светло как днем. Мирно звенели цикады, и так было тихо кругом, что малейший шорох заставлял настораживаться.
К реке спускался овраг, заросший кустарником. Шли молча, держась тенистой стороны оврага. На горе, соблюдая осторожность, пересекли строительный участок с одинокой заброшенной конторкой и узкоколейной рельсовой дорогой, ведущей в дальний карьер. Под ногами шуршал битый щебень.
За перевалом открывалась широкая долина, залитая серебристым светом полнолуния. До районного центра отсюда было не более двух километров, его домики виднелись в призрачной дали.
Вышли на грейдерную дорогу, обсаженную тополями. Партизаны укрывались в их тени.
Где-то впереди залаяла собака, мелькнул огонек. Может быть, часовой прикурил сигарету или мать, разбуженная плачем ребенка, зажгла каганец и снова торопливо погасила его.
Скоро начались огороды, стало легче укрываться, особенно в подсолнухах.
Группа комиссара взяла правее, чтобы по сигналу атаковать комендатуру, отвлечь на себя силы гарнизона. В это время разведчики Петра Березкина должны окружить тюрьму и, освободив связного, отходить под прикрытием бойцов комиссара.
Партизанам Березкина выпала трудная задача. Одноэтажное кирпичное здание райземотдела ярко озарялось лунным светом. Пришлось залечь в саду и подкрадываться к тюрьме через дворы.
Осторожно ступая по мягкой земле, перешагивая через грядки, партизаны переходили от одного дерева к другому. Начальник штаба шел впереди. Вот он пригнулся под окнами дома, открыл скрипнувшую садовую калитку, что вела в затененный двор. Он двигался так бесшумно, что даже собака, спавшая в тени, не слышала его тихих шагов. Он и сам не заметил ее и чуть не наступил на хвост. Собака, взвизгнув, подхватилась и, не разобравшись со сна, что ей угрожает, бросилась наутек, перемахнула с ходу низкий забор и скрылась в зарослях кукурузы.
Партизаны замерли, настороженно вслушиваясь в зловещую тишину.
Должно быть, часовой у тюрьмы почуял неладное и, чтобы подбодрить себя, крикнул на всякий случай:
— Кто идет?
Партизаны молчали. Часовой тоже прислушивался.
Березкин был старый вояка, опытный командир. Он напрягал зрение, но не видел часового, хотя луна ярко освещала тюрьму. Зато он понял по окрику, что на посту полицай, и это облегчало дело, с такими воевать проще…
Под чьей-то ногой хрустнула ветка. Часовой крикнул испуганным голосом:
— Стой, стрелять буду!
Медлить было нельзя. Березкин дал по голосу очередь из автомата. И тут партизаны увидели, как от стены тюрьмы отделился человек, сделал шаг и упал, выронив винтовку.
Пулеметчики залегли, взяв на прицел все подступы к площади, чтобы встретить гитлеровцев, если они поспешат на помощь. Группа захвата бросилась к тюрьме. Березкин стал взламывать замок. Но обитая железом дверь не поддавалась. Хотели взорвать ее гранатой, но под напором сильных рук дверь слетела с петель.
Первым в темный знакомый коридор шагнул Петр Березкин. Здесь он мог бы вслепую нащупать любой уголок. Вон там, если пройти в конец, направо — дверь его бывшего кабинета. На какое-то мгновение горькая боль стиснула сердце — такое здесь все родное. Но предаваться воспоминаниям было некогда.
— Кто живой, выходи! — крикнул Березкин в темноту.
Ответом было молчание.
— Коваленко, ты здесь?
За одной из дверей послышался шорох, точно кто-то пробовал открыть ее.
Партизаны налегли, и дверь распахнулась. Войдя в полутемную комнату, они увидели женщину, которая пыталась подняться с пола.
Березкин склонился над ней:
— Вы кто? Не бойтесь, мы партизаны.
Женщине помогли встать. Двое партизан поддержали ее, а Березкин допытывался:
— Кто еще в тюрьме? Парнишку чернявого, по фамилии Коваленко, не видала?
— Вчера всех увезли… — слабым голосом ответила женщина.
Партизаны обшарили все комнаты и не нашли никого. Заключенную надо было взять с собой, но она не могла идти. Под руку попался кусок брезента, заколеневший от крови, осторожно положили на него измученную женщину, и двое партизан понесли ее.
В селе разгорелся бой. Гулко отдавались в садах автоматные очереди, ухали взрывы гранат. Пылала немецкая комендатура.
Отходили к условленному заранее месту. Потерь не имели. Но на душе у каждого было тяжело — не удалось выручить боевого товарища.