За всеми остальными жителями дачного поселка он гонялся, и не было на него никакой управы. И тогда я решил проделать «научный» эксперимент — как подшучивали потом надо мной друзья, на уровне академика Павлова — выработать у петуха условный рефлекс страха, сначала передо мной, а потом и перед остальными. Я был уверен в успехе, потому что некоторый опыт с прошлогодним петухом у меня был.
И вот настал час эксперимента. Я вооружился пушистым веником и решительно направился к курятнику, помня о мудром правиле всякого полководца: идя в атаку, выбрать путь возможного отступления, если кампания будет проиграна.
Граф Кукарека встретил меня, я бы сказал, с удивлением, дескать, гляди, какой смелый нашелся: идет и не боится! Но я уверенно шел на него. Тогда Петька подал сигнал курам: в укрытие! А сам двинулся мне навстречу. Сначала сделал несколько шагов, посмотрел на меня одним глазом, потом другим и вдруг, нагнув голову и распушив перья, побежал на меня, подпрыгнул, намереваясь ударить в грудь шипами. Я увернулся. Он снова разбежался, подлетел еще выше, но мне удалось отбить веником и эту атаку. Признаюсь, я несколько растерялся, не ожидал от петуха такой лихости.
Словом, Петьке в тот раз досталось от меня крепко. Он падал от ударов легкого веника, вскакивал, забегал с флангов, подпрыгивал в ярости чуть не до плеча, но ему так и не удалось нанести мне ни одного удара.
Битва закончилась тем, что я загнал драчуна в курятник, подпер дверь поленом и ушел, испытывая сладостное чувство победителя. Я был убежден, что проучил петуха и теперь он будет покладистее. Силой своих ударов я безусловно выработал у него рефлекс страха, и он наконец перестанет набрасываться на первого встречного.
Но вышло все наоборот. Граф Кукарека объявил мне войну, и где бы я ни появлялся, немедля подавал курам сигналы: ко-ко-ко, дескать, вижу противника, прячьтесь. И, взмахнув могучими крыльями, взлетал на забор, громко вызывая меня на бой.
Невозможно стало выходить из дома. Стоило мне появиться у калитки, как Петька во весь дух мчался ко мне, радужным щитом распушив на груди перья, глаза у него становились красными, и он не выпускал меня за ограду. Если же случалось, что я, заработавшись, долго не появлялся на улице, петух взлетал на круглый дачный столик или на крышу красного «Москвича», стоявшего у забора, приподнимался на цыпочки и воинственным криком вызывал меня. Кажется, он даже посмеивался: «Что, сдрейфил? Выходи, хоть с двумя вениками! Не боюсь тебя!»
Можно было удивиться, какой страстной была ненависть у петуха ко мне. Казалось, у него не было другой цели, как мстить мне за унижение перед подругами. Он жадно искал меня повсюду, а найдя, спешил подать знак курочкам, чтобы прятались, потому что сам он выходит на бой кровавый…
Первым капитулировал я. Надо было помириться с Петькой, успокоить его, доказать, что я не такой уж плохой человек, а всего лишь неудачный экспериментатор. К тому же я понял, что петух наш вовсе не был злюкой. Просто он оберегал своих невест, и его рыцарскому сердцу казалось, что я могу их обидеть.
Я стал обдумывать план перемирия, и начал издалека, исподволь подкармливать курочек, ласково подзывая их сквозь штакетник. Куры сбегались, но Петька даже захлебывался от гнева, сердито бормотал — не велел брать моих «подачек». На меня же бросался с новой яростью, и в горле у него клокотало.
Так и не удалось «умаслить» Петьку. Мои угощении он отвергал как явный подхалимаж и отгонял кур.
Дальше — больше.
За нашим домом начиналось колхозное поле с объезжей дорогой, укатанной колесами самосвалов. Однажды по дороге к дому двигался бульдозер на гусеничном ходу. Он был таким тяжелым, что земля дрожала. Куры в панике бросились врассыпную, а Петька колебался одно лишь мгновение, словно хотел разглядеть, что за чудище приближается к курятнику. В следующую секунду он бросился навстречу бульдозеру, подлетел к самой кабине водителя и ударил шипами в стекло. Водитель опешил, затормозил машину и, открыв дверцу, крикнул: «Ты что, окаянная душа, в суп захотел?»
Бульдозер двинулся дальше, а Петька, должно быть, смекнул, что хватил через край, и в смущении начал ласково успокаивать своих подружек.
В доме хозяина стали открыто поговаривать, чтобы отрубить голову графу Кукареке. Я вступился за него — жалко было губить жизнь этакому красавцу.
Неизвестно, чем бы закончилась история, если бы Петька сам не определил свою судьбу и не защитил себя так, что о нем заговорила вся деревня.
На рассвете лисица подкопала под курятником нору и утащила двух куриц. Тут и отличился Петька. Он помчался следом за лисой, настиг ее у оврага и смело кинулся в бой. Лиса отпустила кур и занялась петухом. Началась смертельная схватка. В деревне все еще спали, и, наверно, один коршун, круживший в небе, видел, как шла та неравная битва.