Я нашел невесту в одном из отделов Пассажа, где она обсуждала с продавщицей достоинства и недостатки кримплена. Подойдя, я наклонился к ней и тихо сказал:
- Люблю тебя…
Невеста повернула ко мне недоуменное лицо, посмотрела на меня и ответила:
- Я тебя тоже, Петенька!
Мы прожили с ней десять лет, а потом расстались. Но тогда, всю неделю перед свадьбой, теряясь и замирая на полном ходу посреди хлопот, я спрашивал себя:
«Где и когда я видел этот взгляд раньше? Ведь я же его видел, точно видел, но забыл! Как же я мог забыть ТАКОЙ взгляд?!» И, все-таки, вспомнил.
…Это было летом сорок пятого.
Я вернулся в Ленинград после демобилизации, и в первый раз пришел на проспект, который не видел четыре года. На его израненных домах уже сменили таблички, и теперь он назывался как при царе - Невский проспект. Он выглядел таким же, как и я – суровым и мужественным. Невыносимо было видеть порушенную красоту, невозможно было это простить. Я шел, молодой, взволнованный, в военной форме, не скрывая заслуженных наград, и шептал проклятия в адрес фашистов, чувствуя вместе с тем, что возвращаюсь к забытым радостям мирных дней. Этому самым верным образом способствовали стайки смешливых девушек, пестрыми платьями оживлявших проспект. Пряча улыбку в ладошке, они исподтишка поглядывали на меня и, встречая мой взгляд, смущенно отводили глаза. Они были трогательны и волнующи в своих легких платьицах, носочках и туфельках, которые невесть как сохранили и где достали. Для меня, привыкшего к суровым боевым подругам и услужливым, виноватым немкам, которые оставались таковыми даже в постели, эти девушки были, как заслуженная награда Родины своему защитнику. Вероломный враг напал на них, на меня, на наших родных и друзей, и мы все вместе, страдая и корчась от боли, превозмогли и прогнали его со своей земли и принесли в его дом справедливое возмездие. Теперь полмира лежало у наших ног. Такой великой державы история еще не знала. Но великая держава, в свою очередь, лежала в руинах, и пришло время ее возрождать. Поэтому по приказу товарища Сталина, я оставил моих боевых друзей на страже мира и вернулся в Питер, чтобы здесь жить и работать на благо Родины.
Миновав дом Зингера, я перешел мост через канал и решил перейти на другую сторону, рассчитывая спрятаться там от солнца. Редкие автомобили и неторопливые трамваи позволяли сделать это где угодно. Я уже дошел до середины проспекта, когда увидел, что метрах в двадцати от того места, куда я направлялся, на проезжую часть ступила статная девушка с гордой осанкой и сумочкой на согнутой в локте руке. Я тут же изменил траекторию, собираясь повстречаться с ней словно ненароком. Так и вышло. Двигаясь вдоль трамвайного пути, я быстро оказался в двух шагах от незнакомки.
- Девушка! – окликнул я ее. – Девушка, можно вас на минутку?
Девушка остановилась и вопросительно взглянула на меня прекрасными темно-синими глазами.
- Да! Слушаю вас, товарищ… - девушка бросила взгляд на мою грудь, - гвардии капитан!
- Девушка, – улыбнулся я, - вы не могли бы мне помочь?
- Чем? - спокойно и доброжелательно поинтересовалась она.
- Понимаете, я недавно из Германии, ничего здесь у вас не знаю и хочу просить вас показать мне хотя бы проспект 25-го Октября. Разумеется, если у вас есть желание и время!
- Но почему вы просите об этом меня?
- Ну, не знаю. Наверное, потому что вы мне сразу понравились!
Девушка улыбнулась и сказала:
- Другими словами, вы хотели бы со мной познакомиться?
- Да! Признаюсь честно – да!
- И вы, наверное, обманываете, когда говорите, что вы не ленинградец?
- Обманываю! Уж, простите – обманываю! Я, действительно, коренной ленинградец, но только что из Германии! Верьте мне!
- Как же я могу верить человеку, который начинает знакомство с обмана? – смеялись ее глаза.
- Обещаю, что больше этого не повторится! Честное гвардейское слово!
- Ну, хорошо, пойдемте, - смилостивилась она. - А в наказание вы расскажите мне, как воевали. Согласны?
- Конечно, согласен!
И я, заглядывая в ее синие глаза, принялся рассказывать, как летом сорок первого ушел с третьего курса университета на фронт, как прошел победный путь от Москвы до Берлина и вот теперь вернулся домой, чтобы продолжить учебу. Я очень хотел произвести на Катю впечатление и, кажется, мне это удалось. Через два часа, когда нам уже казалось, что мы знакомы всю жизнь, Катя сказала:
- Не хотите зайти ко мне в гости? Я живу на Невском, здесь, недалеко.
На такой поворот я даже не рассчитывал и поэтому тут же согласился. Зайдя по пути в коммерческий магазин и купив вина и конфет, мы миновали Литейный, свернули в арку и, пройдя колодец двора, поднялись на четвертый этаж в квартиру, где в блокаду жили и умерли родители Кати, и куда она вернулась из эвакуации. Длинным полутемным коридором мы добрались до ее комнаты и продолжили знакомство. Мы были молоды, мы были одиноки, и не удивительно, что я остался у нее на ночь. В перерывах между любовью мы курили и говорили, все более удаляясь от парадных тем, свойственных нашему строгому времени. Кровать стояла у самого окна, и мы хорошо различали друг друга в бледном свете белой ночи. Катя гладила меня, задерживая ладошку на шрамах, и тихо говорила:
- Наверное, тебе было очень, очень больно…
- Уже не помню, - отвечал я.
- А шрам на голове у тебя тоже с войны? – неожиданно спросила она.
Откуда она знает про шрам на голове?
- Нет, это у меня еще до войны. Давно. Сам не помню, когда.
- Разве так бывает, чтобы не знать, откуда на голове такой шрам? Это же не царапина какая-нибудь… - говорила Катя, облокотившись на подушку и глядя на меня темной бездной глаз.
- Наверное, бывает. Вот у меня же есть…
Перед тем, как утром уйти, я сказал:
- Выходи за меня замуж.
Она посмотрела на меня с нежностью и сказала:
- Нет, Петенька, нет. Ты – герой, а я…
- А ты самая прекрасная девушка на свете!
- Нет, Петенька, ты просто соскучился по женщине…
- Что ты такое говоришь! Ведь я тебя люблю!
Она посмотрела на меня глубоким, страдающим взглядом, хотела, видимо, что-то сказать, но не сказала, а просто поцеловала меня.
- Иди, Петенька, тебе пора…
- Я вернусь вечером, и мы поедем ко мне, - сказал я, целуя ей руку.
- Слушаюсь, товарищ капитан! – вытянула руки по швам Катя.
- Гвардии капитан! – с напускной строгостью сказал я, и дотронулся указательным пальцем до кончика ее носа.
Я вышел на проспект и направился к остановке трамвая, идущего в сторону Адмиралтейства и далее, на Петроградскую. Трамвай вскоре подошел, я взялся за поручень, чтобы вскочить на подножку, но в этот момент на площадку выступила девушка в темном платье и собранными в узел черными волосами. Выставив вперед круглый носок черной лакированной туфли, в которую была обута стройная, уходящая под платье нога, она посмотрела на меня сверху и произнесла чуть капризным голосом:
- Капитан, вы не поможете мне сойти?
- С удовольствием! – ответил я, протягивая руку в ее сторону.
Девушка протянула ко мне свою и стала спускаться, пока наши руки не встретились. Пальцы у нее были тонкие и гибкие. Она держалась за меня, пока окончательно не спустилась на землю и не отступила от вагона.
- Меня зовут Вера, а вас? – спросила девушка, продолжая удерживать меня за руку.
- А меня Петр! – ответил я, порываясь в сторону трамвая.
- Такой мужественный боевой офицер хочет бросить даму на произвол судьбы? – продолжала девушка, играя улыбкой больших влажных глаз.
Конечно, бросить даму на произвол судьбы было невежливо, и я довел ее до тротуара.