В одном из садиков стоял молодой человек лет тридцати с крупным загорелым и вспотевшим лицом; он, как видно, только что оторвался от какой-то работы, отряхнул брюки и спустил рукава рубахи. Посмотрев на идущих, он закричал:
— Пане Логойский! Я возьму у вас этих карликовых подсолнухов.
— А-га! К вашим услугам! В любом количестве! — выкрикнул в ответ Логойский.
— Это для букетов, карликовые подсолнухи? — заинтересовалась Ванда.
— Нет, это на масло. Для промышленных целей лучше всего выращивать карликовый подсолнечник.
— Для промышленных? На участках? — В вопросе Осецкой прозвучал укор.
— Нет. Мы его разводим для селекции семян. Это можно на участках. Для общей пользы, ну и так далее.
— Вот вы какой: собственного участка не имеете, а лишь бы пользу всем, кому можно, приносить. А этот, что сейчас спрашивал, он из нашего дома?
— Нет, это один милиционер. А я, пра-авда, люблю пользу приносить. Не угодно ли вон туда? Я покажу вам красивый участок.
Они подошли к участку, окаймленному оградой из еще не отцветших роз. Участок и правда был красив. Немногочисленные, правильно рассаженные деревья гнулись под фруктами самых отборных сортов, сплошь покрывавшими ветви. Стены домика-беседки были увиты розами, вьюнком и виноградной лозой, пестревшей темными и розовыми гроздьями. Логойский объяснил, что это участок известного профессора и ученого, доктора Вэнжика, который живет недалеко от их дома. И рассказал кое-что об этом участке. Профессор Вэнжик (Осецкие видели его и слышали о нем) имел заслуги в области каких-то медицинских исследований и открытий, это был чудаковатый старый холостяк и ужасно занятый человек. Участок заменял ему семью и личную жизнь. Он нянчился с ним, как с предметом самой горячей любви. Профессор не любил домов отдыха и санаториев, да и времени, чтобы поехать отдохнуть, у него никогда не было. Участок заменял ему и санаторий. Получив несколько государственных премий и будучи человеком обеспеченным, он вкладывал в него большие средства. Человек пунктуальный, он каждый день, не взирая на уйму работы, уделял час времени физическому труду или отдыху на участке. Он называл это «час дезинфекции организма» и не отказывал себе в этом часе ни под каким предлогом, выкраивая его хоть на рассвете, хоть поздней ночью. Люди отдавали профессору дань изумления, но не очень его любили, хотя это был человек, приносивший первостепенную пользу обществу. У него была странная манера оказывать услуги, даже и безвозмездные. В доме, где он жил, соседи всегда могли вызвать профессора в случае внезапной болезни, хотя он был необычайно грузен — что противоречило его фамилии[31] — и с трудом поднимался по лестнице. Но если больной жаловался, доктор Вэнжик, как правило, отвечал: «А кому же и страдать, как не больному? И я страдаю, и я больной». Тут он засучивал штанину и показывал свои в самом деле сильно опухшие ноги. Пациент сразу же чувствовал себя словно бы вовсе без врача и страдал еще сильнее.
Но Логойский всегда хорошо отзывался о докторе Вэнжике, как, впрочем, и обо всех людях. «Чудак? Его дело. Его дело», — констатировал он. Три года назад, когда он так искал для себя участок, Стройный посвятил в это доктора Вэнжика. «Раз вам это необходимо для счастья, — сказал тогда Логойскому профессор, — сейте и сажайте на моем участке. Только не у беседки, не у дорожек, не под плодовыми деревьями и не со стороны дороги».
— Разумно, — признавал, рассказывая об этом, Логойский. — Ну, у меня, разумеется, никаких претензий. На участке профессора ничего тронуть нельзя. Участок такой, что и муха не сядет. Варваром надо быть...
Ванда вспоминала, что уже слышала про этот легендарный участок главным образом от Леопольдины Кендзёрек и от Стысей. Леопольдина терпеть не могла профессорского участка, хоть ее и очаровывали его богатства.
— Сколько фруктов у профессора на этом участке, аж ветки ломятся под грушами да под яблоками. Я бы хотела только знать, куда он, старый холостяк, все эти фрукты девает. У него и так все есть, да еще все родится и родится.
— Наверное, студентам посылает, друзьям, — с ангельским терпением объясняла Ванда. — Прибыли, конечно, от этого никакой не получает. Это очень заслуженный, очень ученый человек. За свою работу должен бы получить виллу с большим садом. А ему хватает небольшого участка, как у других.
— За свою работу? — Леопольдина в удивлении замолкала. Но через минуту начинала снова: — А что он с этими яблоками делает, я и вправду не знаю. Такой ученый — и чтобы такие фрукты продать не сумел.