6
Хата Яснотов опустела, все гуляют в доме жениха. Малгося, Поля и Лодзя, как неутомимые рабочие пчелки, проветривают помещение, подметают пол, месят и режут лапшу, готовятся к ночному приему. Уже после одиннадцати часов вечера домой заглянул Щепан. Он тяжело дышит, на желтых щеках проступили красные пятна.
— Ну и хорошо гуляют на свадьбе, — говорит он. — Хорошо гуляют, мать, — повторяет он, вдруг обнимает жену и целует ее в губы.
Малгожате хочется прикрикнуть на мужа, но она сдерживается и, слегка отстранившись, говорит:
— Ступай уж, ступай и через четверть часика проси к столу.
— Никто не подрался, мать, — сияет Щепан и вдруг начинает фальшиво напевать:
— Ступай, Щепан, — сурово говорит Леокадия. — Малгося сказала тебе, проси к столу. Пока еще сойдутся...
В полночь гости собираются на свадебный обед. Кое-как все разместились, правда, никто не подрался, но многих сморил сон, приезжие улеглись в риге, местные, покачиваясь, добрели до своих домов.
Обед был какой принят веками в таких случаях. На первое суп из говядины и курятины с лапшой, а Малгосина лапша славилась на всю деревню. Говядину и курятину гости ели в супе, не стоило раскладывать мясо на отдельные тарелки. На второе — жареные котлеты, грудинка и бигос. Потом сдобные булки, сласти — и все время водка и вино. Алкоголь и молодых заставил вспомнить старые деревенские песенки, слышанные в детстве, но от свадебного разгула в голову больше лезли пьяные куплеты. Владек Яснота, пожарный, мрачнеющий от вина, уныло заводит:
Но когда ему наливают, не пьет, а злыми глазами смотрит на жену, которая сидит напротив и позволяет кому-то ухаживать за собой. Манюсь Шатковский, который по приказанию матери выспался, поздно пошел на танцы и теперь совершенно трезв, из ребячества во что бы то ни стало хочет сойти за гуляку и, припрыгивая, распевает:
Несколько юношей, молодцевато щелкая себя по шее, тотчас подхватывают:
Зузя в темно-голубом платье улыбается, совсем как отец, взгляд у нее сейчас нежный, влажный.
— Вот хорошо гости веселятся, вот веселятся! — радостно повторяет она.
Михал Богусский отозвал в сторону Щепана.
— Послушай зятек, ты трезв? Я должен в пять часов утра уехать. Анеля с детьми могут остаться до ночного поезда, но мне надо выехать до рассвета.
— Михась... И не говори... Такая веселая свадьба!
— Щепан, я серьезно. Так получилось, что завтра у меня ночное дежурство, начинается ремонт трамвайных путей. Щепан, ты отвезешь меня или мне пешком идти? Тогда придется еще до четырех часов утра...
— Как можно пешком? Раз уж обязательно надо... — темнеет Щепан.
— Не проспишь? А то я хочу пойти поспать. В голове шумит...
— Чего это я просплю? Мы вовсе не будем ложиться. Да и все равно мне до пяти запрягать, мои родные тоже к утреннему автобусу хотят попасть. Только матушка остается, я ее как-нибудь на днях отвезу.
Щепан в самом деле не проспал, потому что совсем не ложился. Зато Малгожата боялась, как бы не проспал Михал. И задолго до пяти часов пошла за ним к Яцекам. Она прошла уже несколько сот шагов, как вдруг вспомнила, что коровы опять с вечера не доены. Беда! Надо непременно сейчас же велеть кому-нибудь выдоить, а то потом опять забудешь. Ее тоже заставили выпить несколько рюмок, и голова у нее как в тумане. Она повернула назад, но, подходя к своей усадьбе, увидела, что из их дома вышла какая-то женщина, судя по движениям, молодая, и быстро направилась к дому Руцинских. Затем из дому выскочил мужчина, тоже, видно, молодой, быстрый, со стройной, ловкой фигурой.