Рахметов Андрей Васильевич
Рассказы
Асакура
Цубаки остановилась.
Ее терзали голод и жажда. Рот изнутри покрылся язвами, а желудок, похоже, сжался в крохотный кулачок. Цубаки вышла из Фуджиоки всего месяц назад, но серая, жестокая пустыня изнурила ее, превратила в живой скелет. Дома она заверяла мастера Шиппея, что отомстит и вернется в течение недели — но она ошибалась. Она уже начала думать, что никогда не доберется до Фукурана — гнусные, малодушные мысли. Цубаки изо всех сил гнала их прочь.
«Я дойду, — монотонно думала она, с трудом переступая ногами. — Дойду».
От жары мысли путались, и терялось ощущение времени. Казалось, что она уже вечно так идет — по пыльной каменистой дороге, сквозь безрадостные поля, мимо рухнувших зданий времен Войны одного дня, минуя остовы гигантских машин.
Она остановилась.
Впереди была разбитая автострада. Вдоль треснувшей асфальтовой полосы тянулся лес пик. Это были обтесанные песком, сухие и гладкие палки, тесно сидевшие в песчанике. На каждой сидела чья‑то голова. Цубаки невольно вздрогнула. Ужасно не хотелось идти под пиками — но автострада означала город, живых людей.
Решившись, она вошла под страшную сень.
Раздался чуть слышный скрежет.
Цубаки стремительно развернулась. Она автоматически приняла боевую стойку и начала озираться. По коже пробежал холодок. Во рту внезапно появилась слюна.
— Кто здесь? — громко спросила она.
Отвыкший от разговоров, сухой язык плохо повиновался ей.
— Помоги мне, — раздался тихий голос.
— Где ты? И кто ты? — переспросила Цубаки, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
Она заметила, кто именно говорил. Одна из насаженных на пики голов — та, что была в шлеме. Шлем был пересечен отверстиями — двумя застекленными, для глаз, и одним для дыхания. Цубаки напряглась. Это же…
— Я не оживший мертвец и не призрак, — спокойно сказала голова. — Я — робот.
Цубаки подошла поближе.
Действительно, робот. Изрядно ржавый и без левого рецептора, заменявшего ухо. Цубаки не раз видела старых роботов в Фуджиоке, правда, издалека. Большинство из них сломались еще во времена Войны одного дня и превратились в тихих дебилов.
— Меня зовут Санширо, — сказал робот.
— За что тебя так? — спросила Цубаки. — Ты был преступником?
— Я бы ответил, но моя память сильно повреждена.
Она обошла пику кругом.
— А где твое тело?
— Под колом. Ты можешь выкопать его и подсоединить ко мне, — произнес Санширо.
— А что мне за это будет?
— Служба, — ответил Санширо. — Недолгая, по меркам роботов.
— Это сколько?
— Столько, сколько тебе и не снилось. У роботов терпение бесконечное, и срок куда дольше, чем человеческий.
— Что‑то непохоже, — с сомнением произнесла Цубаки.
Солнце стояло высоко в зените.
Она вооружилась кинжалом, но, поняв всю бесполезность этого, стала раскапывать песок руками. Ей было душно и дурно. Голова кружилась. Цубаки почти теряла сознание. Робот поглядывал на нее с беспокойством. Наконец из‑под песка показался тяжелое тело робота — но у Цубаки уже не хватало сил, чтобы вытащить его до конца.
— Я сейчас умру, — выдохнула она.
— Не надо. Подсоедини мою голову к плечам, — сказал Санширо.
— А ты меня не убьешь?
— Нет.
— Смотри, я тебе доверилась, — поднявшись на цыпочки, Цубаки с трудом сняла голову с пики. Затем опустилась на колени перед роботом и ввинтила выжидающе–молчаливую голову ему между плеч.
«Всё. Сил больше нет».
Сидя на горячем асфальте, Цубаки смотрела, как робот тяжело и слитно поднимается из песка, расправляя крылья из солнечной парусины — но в крыльях зияли огромные дыры, словно их кто‑то искромсал ножом; и в который раз поняв, что крылья не работают, робот испустил тяжелый вздох. Скрипнув коленями, он наклонился и выкопал из песка одачи, два широких лопатобразных меча с солнечной поверхностью. Их он закрепил за спиной крест–накрест, взамен крыльев. Распахнув рот с несколькими рядами стальных зубов, он вытащил наружу цепочку с серебряным крестиком и повесил себе на шею. И, пошевелив на пробу широкими плечами, сказал:
— Я готов.
— Надо поесть… — прошептала Цубаки.
— Хорошо, — сказал робот.
Одной рукой он взвалил ослабевшую Цубаки себе на нагретое солнцем плечо — и пошел по автостраде, легко перешагивая через трещины.
Очнулась она от струй воды, льющихся за шиворот.
Завопив, Цубаки вскочила. На нее с испугом смотрела потрепанная девушка–гиноид в форме служанки. В руках она держала пустое ведро. Санширо стоял рядом. Его глаза–фары смотрели цепко, внимательно. Казалось, он оценивал ее.
— Ты… ты спас меня, — с трудом произнесла Цубаки.