Зрители ликовали.
Джаспера и Прайм представили организатору боев.
— Прекрасное начало! — сказал одутловатый Морган Кросс, сидя на широком кожаном диване. — Ваша Фрея может далеко пойти.
— Думаете? — рассеянно спросил Джаспер.
Он оценивал обстановку. Кроме Кросса, в комнате было семь или восемь телохранителей.
«Интересно, их хватит, чтобы справиться с Фреей? — меланхолично подумал Джаспер. — Вряд ли».
Он ощущал себя оскверненным. Будто нано–яд преобразил его. Из чистого ангела превратил в демона. Наверное, в крови всех жителей нижнего уровня были нанороботы — именно так сферолифт отличал их от жителей среднего.
Домыслы, конечно.
Джаспер отошел к окну и долго, до боли взглядывался в красную равнину. Сзади приблизилась Прайм и закрыла ему уши.
Минут через пять, когда он сбросил ее руки и развернулся, все уже закончилось. Фрея пытала Кросса.
— Ты не понимаешь! — захлебываясь кровью, кричал Кросс. — Я не могу впустить тебя в конический лифт!
— О чем речь? — холодно спросил Джаспер.
Вмешалась Прайм.
— Кросс занимается поставками людей на верхний уровень. Заказ небожителей. Он и его люди переправляют время от времени… самых достойных, так сказать. Генетический материал.
— Это не генетический материал, — зияя кровавыми дырами вместо зубов, прохрипел Кросс. — Это еда! Небожители жрут их! Им там жрать нечего, вот мы их и кормим человечинкой!
— Глупости, — процедила Фрея.
Она больше не плакала.
— Почему же? — устало спросил Джаспер. Он сел на столь же широкий, как и раньше, но уже окровавленный диван.
— Уровни Рапсодии разделяет не только расстояние. Их разделяет еще и время. Верхний уровень — начало времен.
— И?
— Должны же люди размножаться, — сказала Фрея. — Нижний уровень поставляет для верхнего жен и мужей. Их там очень мало. А в начале их было всего двое.
— Понятно. Средний уровень — это вроде как середина времен, а нижний уровень — конец времен, — равнодушно сказал Джаспер. — А кто ты?
— Я — первородный грех, — сказала Фрея. — Я поднимусь наверх и убью первую женщину. Я стану супругой первого человека и своей кровью оскверню весь род человеческий, сделав его смертным и слабым.
— Зачем?
— Идеальный, значит — жестокий. Люди должны быть слабыми. Иначе Рапсодия не доживет даже до среднего уровня.
Помолчав, Джаспер повторил свой вопрос:
— Кто ты? Откуда ты?
— Вопрос не имеет смысла. Я порождаю саму себя. Тот яд, что я впрыснула тебе и Прайм, породит меня. Вы займетесь сексом, и рожусь я. Я пройду сквозь время, заберу саму себя и воспитаю в море серы. Я позвоню на средний уровень и найму женщину по имени Эльза К. Бланкет, чтобы выманить тебя сюда.
— А я‑то тебе зачем? — чуть ли не закричал Джаспер.
— Вопрос не имеет смысла. Ты мой отец, потому что ты — мой отец. Я помню, что ты мой отец, значит, твое совокупление с Прайм уже произошло в моем прошлом.
Джаспер беспомощно взглянул на Прайм. Та пожала плечами.
— А теперь, — сказала Фрея, — прощайте.
Она ушла.
Джаспер растерянно посмотрел на Прайм:
— И что нам теперь делать?
— Жить, я полагаю, — странным голосом ответила она. — А что нам еще остается?
Железный пёс
Мстислав Изяславич, князь Волынский, стоял у окна и наблюдал за тем, как растекаются греческие войска по Крещатой долине. Маршируют. Есть такое слово. Они шли гордо, с поднятыми головами, воздев оружие, печатая шаг. Тускло отблескивала сталь. Скрипели, подминая под себя землю, громадные металлические звери — их греки используют вместо конницы. Плескались на ветру разноцветные хоругви. Пахло нефтью. Мстислав отвернулся. Не пройдет и недели, как эта армия войдет в Смоленск и растопчет в прах его гордые церквы и хоромы. И все потому, что Мстислав предал своего дядю — князя Смоленского, Ростислава Мстиславовича.
...Как же здесь все‑таки воняет.
Мстислав зажал нос пальцами.
— Табак будете? — спросил Святополк.
Мстислав промолчал.
— Ну, как хотите. Экология здесь в Киеве здорово испорчена. Воняет, как из помойной ямы. Я вот спасаюсь, табак нюхая. Нос, конечно, кровоточит, и запахов я уже не различаю... но ведь и хорошо, что не различаю, — Святополк пожал плечами. — Пойдемте. Я отвезу вас к жене.
Не дожидаясь Мстислава, он споро спустился по лестнице. Слишком большой, слишком широкоплечий для человека. И лицо слишком чистое. Ни оспин, ни ожогов, ни шрамов. На поясе висит пистолет. Святополк был греком, и это многое объясняло. Он говорил на смеси славянских и греческих слов, и с таким явным акцентом, что Мстиславу часто приходилось напрягаться, дабы хоть как‑то различить его речь.