— А что, ребята? Аль копаете клад?
Степан крикнул не своим голосом, крикнули и Алексей с Макаром. Обрываясь и падая, полезли из ямы, выскочили и пустились бежать.
— Да погоди! Куда вы, черти? Эй! — гремел им вслед голос, страшно хохоча, по всему лесу. Они без памяти бежали всё дальше, и ужас был тем огромнее, чем ярче светило солнце и чем тише было кругом.
VIII
На следующий день — это была пятница — Макар запряг утром лошадь, положил в телегу выкованные за последние две недели гвозди и, ни словом не перемолвившись с Еленой, поехал в город. Гвоздей было мало, и денег с железной лавки, куда он сдавал их, причиталось совсем пустяки, но Макар всё-таки поехал. Было невыносимо оставаться дома.
До города было 15 вёрст. Дорога шла то лесом, то полями, и как раз на половине пути стояло село Макарьевское, к приходу которого принадлежало Кузьмино. Проезжая селом, Макар только мельком взглянул кругом и снова опустил голову. О том, что случилось у озера, он не думал совсем. Вернувшись в деревню, он быстро всё позабыл: старое горе сейчас же заполнило душу, и поход за кладом показался просто сном. Да и не верил он по-настоящему в него никогда. Поэтому, когда сегодня утром зашёл к нему осунувшийся, с заострившимся носом Степан-Колоколец, Макар не захотел с ним даже говорить, а просто-напросто выругал его самыми последними словами.
Встряхиваясь от толчков, Макар сидел боком на телеге, и тоска ела ему душу, как дым. Что-то теперь с Варварой, с сердечной? Ему так и не удалось её повидать. А бабьи языки работали вовсю. Вся деревня судачила, стрекотала, жалила и шипела. Он вспоминал, что дошло до него стороной, и его так и сгибало — свалиться в телегу и лечь ничком. Но он справлялся, кричал на саврасого: «Но-о!» — и, не глядя, ударял его вожжой.
— Макар, — радостно окликнул его знакомый голос, и к телеге подбежал Вася.
Он был босиком, в посконной рубахе, но с лихо заломленным на самый затылок картузом.
— Аль тоже в город собрался? Вот хорошо-то! А я иду да думаю: кто бы из наших подвёз. Да так, почитай, десять вёрст и пропер — никто не догнал. Подвезёшь, что ли? — И сейчас же, не дожидаясь приглашения, вскочил в телегу.
— Ты чего в город-то? Зачем? — нехотя спросил Макар.
— А вот, братец ты мой, — Вася поднял лукошко, из которого гневно глядела красноглазая голова петуха, — этого самого несу продавать. Думал, брат, думал, три дня, почитай, думал, что бы в город снести. Ничего придумать не мог. А он возьми да и скричи. Петух-то! Так и осенило! Вот, думаю, кого надо продать! И Хаме досажу, и в городе побываю, и выпить на что будет. Скрал петуха да задами и убег. Важный петух. Первый в деревне. Куры от него несутся первый сорт.
Макар невольно усмехнулся, — Вася был смешной мужик. Всей своей незлобивой душой он ненавидел только одного человека на свете — Хаму. Когда померла его первая жена, соседи для смеху уговорили его жениться на второй. Разыскали в дальней деревне огромную старую девку, ссудили ему на смотрины посуды, одежды и скотины, и Вася надул свою невесту, за что и поплатился жестоко. Очутившись после свадьбы в пустой избе, жена показала такие крепкие кулаки и такой зычный голос, что деревня сейчас же прозвала её Хамой, а Вася спился в конец.
— Повертится теперь Хамка-то, — весело болтал он. — Другого-то петуха нету. Есть, да только совсем махонький, плёвый такой петушишка. А этот — чисто генерал. Гляди-ка, как смотрит!.. А вы, Макар, слышно, за кладом ходили? Болтают в деревне. Напугались, будто, шибко вы, да сдуру. Федор с Митрихи смолу докуривать ходил; идёт назад, да и нашёл на вас. Видит, что-то копают, да и спросил. А вы-то и испугайся… Такого лататы задали, что в лесу гудело! Смеются в деревне-то. Правда ли, нет, не знаю.
Макар промолчал. Решив, что ему просто стыдно, Вася из деликатности прибавил:
— Знамо, хвастят. Ведь у нас сейчас невесть что выдумают.
— Было всего… — коротко ответил Макар и снова понурил голову.
Въехали на пригорок, показался город. Через полчаса подъехали к кузням, проехали длинную песчаную улицу, завернули налево и очутились на площади, где в два ряда стояли каменные ряды и кишел народ.
— Ну, спасибо, Макарушка! Пойду теперь петуха определять, — сказал Вася и побежал в соседнюю улицу.
Через час Макар покончил все свои дела: получил деньги и закупил, что было нужно, для дома. Он поставил на дворе у знакомого мещанина лошадь и снова пошёл на базар. И тут, в толпе, тоска, которая до сих пор только сбоку посасывала сердце, сразу поднялась, как угар. Макар толкался без цели по базару, нехотя отвечал на оклики знакомых мужиков и чувствовал, что слабеет совсем. Хотелось забиться куда-нибудь в тёмный угол и сидеть там, не шевелясь.