Он хоронил двоюродного брата со всей пышностью, с какой только мог, и трудно было узнать весёлого и добродушного попа в суровом служителе Бога, провожавшем в последний путь своего врага.
Когда, после обедни, сняв рясу, в одной епитрахили, он вышел из алтаря и отчётливо начал читать:
— Отпускаю тебе грехи твои… — это не был один обряд. Сначала дрогнув, суровый голос попа окреп и зазвучал. Он отпускал своего брата к Богу без тяжести своей ненависти и вражды.
Стоявшая у гроба матушка Елена рванулась и, закричав, упала на тело. В первый раз обратившись к ней, отец Михаил повелительно произнёс:
— Елена, перестань! — и, дочитав, вложил в руки мертвеца отпуск.
С кладбища матушку Елену без памяти отнесли домой. Полтора месяца она была больна и, когда выздоровела, у ней уже не было сил ни на что. Она пришла на кладбище и упала лицом на свежий холм.
Постепенно старая жизнь захватила прежние права. Далеко откинутый бурей, отец Михаил стал приближаться опять. Он, по-прежнему, любил, он был готов всё забыть. У матушки Елены не было сил его оттолкнуть.
Через два года она родила пятого, сына, ещё через год шестую, дочь, и ещё через год седьмого, сына.
Ещё больше боясь потерять свою беспокойную жену, отец Михаил неутомимо ковал цепь, всё крепче связывая её семьёй. Чем прочнее делалась цепь, тем веселее и увереннее становился он.
Семья прибавлялась каждый год. Всё больше становилось крику и шуму, всё больше хлопот, чужие жизни всё больше заглушали собственную жизнь попадьи. Она кормила, шила, чинила платье, носила и рожала новых детей. Она готовила обед, разливала чай, учила, карала и миловала маленьких попят. Захватив, её незаметно перемалывал мягкий жёрнов.
Но для неё это была не жизнь, а только её ничтожная часть. Упрямо ускользнув от всего, настоящая жизнь ушла на кладбище, на могилу несчастного Никанора. Сначала матушка Елена проводила там целые дни, и отец Михаил не мешал ей. Когда первое горе прошло, она стала уходить туда только по вечерам и снова приблизившийся к ней отец Михаил прибегал за ней, хватал за руку и уводил.
Потом он перестал ревновать. Он снова почувствовал незыблемость своих прав, и матушка Елена могла сидеть на могиле, сколько хотелось её душе.
Приходя сюда, она точно отпирала комнату, замкнутую целый день, и, никем не стесняемая, свободно двигалась в ней.
Всё случайное, копайское — отец Михаил, дети, семейная жизнь, нужда — оставалось позади. Здесь было только незыблемое, настоящее — её единственная любовь. Никанор не умер. Он только ушёл. Очистившись и преобразившись, он лежит под землёй, в песке, таком же белом и нежном, как там в пещере, где она хотела его спасти.
Матушку Елену долго мучило то, что она совсем забыла его лицо. Она помнила его фигуру, его движения, его слова, но она не могла вспомнить его лица. Ей казалось, что Никанор не хочет ей чего-то простить.
Но через год, никем не посаженный, на могиле начал разрастаться розовый куст. Это было знамением для неё. С тайной и глубокой радостью она ждала и, действительно, скоро Никанор явился ей во сне. Он подошёл к ней, она увидела его ясное и спокойное лицо и он сказал:
— Я тебя люблю и буду с тобой всегда.
С тех пор матушка Елена видела его почти каждую ночь. Он стал неразлучен с ней. Он говорил с ней, внушал ей глубокие и важные мысли, поддерживал и ободрял её, когда ей было тяжело. Он знал всё, что происходило в семье, успокаивал и давал советы, когда её волновали дети, указывал, когда она была не права в ссорах с мужем, и помогал даже в мелочах. И он же через несколько лет дал ей последнее утешение, сказав:
— У тебя подрастает старшая дочь. Надейся и сделай так, чтобы она получила то, чего не досталось тебе.
После этого у матушки Елены появилась большая цель. Брезжущим светом она озарила тёмную даль, и матушка Елена стала жить, перенеся все надежды и мечты на своих детей, примирённо ожидая времени, когда и она ляжет рядом с Никанором в сухой песок, под ровный гул сосен и дубов.
Последняя борьба
I
Кружок растаял сам собой. Часть скосила коса. Часть разбрелась неизвестно куда. Остальные ушли в сытую жизнь. Павел Осипович остался один.
Эта зима была ужасна для него. Уже год, как его исключили из университета, и он не предпринимал ничего. Жил случайной работой, которую доставал у знакомого статистика, плохо ел, никого не видел, по целым дням сидел в Публичной Библиотеке и мучительно копошился на тёмном, холодном и липком дне.