Выбрать главу

Павел Осипович очутился первый. Пронизывая горящим взглядом своего врага, он ткнул пальцем в белые фигуры и воскликнул: «Итак!»

Вздрогнув, как от удара, капитан быстро повернулся и ушёл.

V

В первый раз в течение всей истории мира происходила такая грандиозная борьба. До сих пор сталкивались племена, народы, армии. Боролись за пастбища, города и рынки. Били друг друга дубинами, кольями, пулями и гранатами — и преходящи и ничтожны были результаты.

Теперь, в первый раз, в самом центре, в лаборатории угашения духа, столкнулись два представителя света и тьмы, и над таинственной доской начали окончательную борьбу.

Борьба была молчаливая. Молча, капитан привёл генерала и, посадив его против чёрных, сам вытянулся подле него. Молча сел Павел Осипович против белых. Молча двинули они первые фигуры и провели между прошлым и настоящим неизгладимую черту. Но за этой борьбой, затаив дыхание, следил весь сумасшедший дом, вся Россия, весь мир. Работали телеграфы, говорили телефоны, исчезли все остальные интересы — все ждали. Невидимой струйкой эфирное сознание буравило над головой Павла Осиповича крышу и потолок.

В 1 час 24 минуты последнего дня началась эта борьба и без перерыва, со страшным напряжением шла семь часов. Это не была обыкновенная шахматная игра. Старые правила были здесь ни при чем. Ни тот, ни другой не умели играть. Новые правила, по молчаливому соглашению, создавались и отменялись каждый момент. Маленькие духи, вселившись в фигуры, наступали, теснили, отступали, бросались из засады и окружали друг друга. Белые сразу начали нападать. Через полчаса генерал устал и, распустив нижнюю губу, сладко заснул. Двигал фигуры один капитан. Бледный, с облитым потом лицом, он стоял, как скала, но Павел Осипович торжествовал. Пронизывая сверхъестественным взглядом своего врага, он чувствовал, как тот внутренне, не переставая, дрожал.

Вечером пришла депутация всех стран и убедительно просила отложить борьбу до следующего дня. Под руки, с величайшими почестями, борцов развели. Павел Осипович, как убитый, заснул до утра.

На следующий день доктор признался ему, что он его тайный сторонник и уверен в победе. Павел Осипович знал это сам. Буравя потолки, эфирное сознание ближе и ближе подходило к нему.

В 1 час 33 минуты второго последнего дня снова началась борьба. Генерал уже не спал, а сидел с испуганным и плаксивым лицом. Павел Осипович наступал, чувствуя непобедимую силу в своих глазах. Капитан слабел, защищаясь из последних сил.

Ровно в 4 часа ударил гром. Пробив все потолки, эфирное сознание соединилось с Павлом Осиповичем навсегда. В диком восторге вскочив, он одним взмахом смахнул чёрные фигуры с доски. Генерал заплакал, как испуганное дитя. Громовым голосом Павел Осипович запел гимн торжества. Почернев, капитан выкатит глаза, раскрыл рот и грохнулся на пол. У него лопнуло сердце.

Весь сумасшедший дом кружился, прыгал и выл. Павел Осипович плясал танец победы над трупом врага. Торжественная депутация подняла его на плечи, и его понесли в железную комнату короновать.

1912 г.

Рекогносцировка

Рассказ кавалериста

Это было под Лаояном. Наш эскадрон был спешно переведён на левом фланге далеко в сторону и расположился в двух деревнях. Подозревалось обходное движение неприятеля. Дня через два после прибытия меня позвал эскадронный и дал приказ: взять двадцать человек и сделать рекогносцировку на Фун, или Хун — не помню — и на Лу-фу, две деревни, лежащие почти в горах. Получились сведения, что там показались японцы.

Мы разобрали маршрут по карте, я вернулся к себе, велел людям приготовиться, и часа через два мы выступили. Деревня Фун должна была находиться верстах в пятнадцати к северу. Доехав до неё, надо было взять на северо-восток, добраться по очень пересечённой местности до Лу-фу, расположенной на дороге, ведущей через какой-то перевал и оттуда, другой уже дорогой, вернуться назад, описав, таким образом, треугольник, вершина которого находилась на месте стоянки нашего эскадрона.

К ночи мы должны были дойти до Фун, сделать там привал и с рассветом тронуться на Лу-фу. Так это и случилось. Поднимаясь на возвышенности, спускаясь в пади, объезжая поросшие мелким лесом сопки, мы ещё до наступления темноты добрались до края котловины, по дну которой бежал порядочный ручей. Глазу открылась большая и глубокая долина, обрамлённая то пологими, то крутыми холмами, дальше переходящими в настоящие горы. По ту сторону, несколько влево, рассыпались фанзы большой деревни. Перед ней зеленели поля. До неё было версты три.