Он закурил сигару.
— Дай и мне, — попросил Йооп.
— У меня в кармане непочатая коробка. Могу уступить. Два гульдена тридцать.
— Беру.
— Я на этом ничего не выгадываю. Сам столько платил.
Клокхоф вынул из внутреннего кармана коробку. Йооп полез под подушку за кошельком.
— Хочешь, чтоб я написал письмо?
Больной кивнул.
— Тогда прибавь сразу двенадцать центов за марку. И восемь за бумагу и конверт.
— Я дам тебе три гульдена.
— Не надо. Я не хочу на этом наживаться. — И Клокхоф положил сдачу на тумбочку. — Ну, кому письмо?
— Сыну.
— Опять? Наверное, уж десятый раз. Говорю тебе, прекрати. Все равно он этого не сделает.
— Сыну, — повторил Йооп.
Клокхоф пожал плечами. Человек с белоснежной бородой, лежавший в правом углу палаты, закричал насмешливо:
— Наши милые детки! Бери пример с меня: я их всех пережил.
— Заткнись, — сказал Клокхоф.
— Сыну, — стоял на своем Йооп.
— Ладно, тогда я и сам знаю, что писать. Пусть пришлет расписку на те деньги, что ты дал ему в долг, верно? Всегда одно и то же. А он всегда ноль внимания.
Больной покачал головой на подушке.
— Нет. Напиши ему только одно: дескать, я все забыл и все простил. И больше ничего.
— Ладно, — сказал Клокхоф, вставая.
Он был уже в дверях, когда до него долетел голос Йоопа, на этот раз немного жидковатый:
— А если он придет…
Белобородый пронзительно захихикал.
Клокхоф спустился по лестнице, сдерживая тяжелое дыхание.
Это было в четверг. Ровно через неделю, снова у выхода из столовой — сегодня на ужин была картошка со спаржей и по кусочку свинины, — санитар сказал Клокхофу:
— Поднимись к Йоопу. Днем к нему приходил сын.
Клокхоф сел у кровати Йоопа и спросил:
— Ну что, добился наконец своего?
Йооп кивнул. Наступило молчание. Потом больной старик достал кошелек, вынул из него ключ и, запнувшись, попросил:
— Будь добр, пойди загляни в мой шкафчик.
— И что принести?
— Просто загляни.
Клокхоф пошел. Вернулся и сказал:
— Там пусто.
Больной ничего не ответил.
— У тебя ведь было два пальто? И два костюма?
— Этот болван сегодня давал ключ сыну. Тот тоже хотел просто заглянуть, — крикнул старик с бородой.
— Заткнись, — сказал Клокхоф.
Он испытующе посмотрел на Йоопа. Больной отвернулся.
— Ладно, хватит об этом, — пробормотал он.
ЮФРАУ ФРЕДЕРИКС
Примерно год назад нашей бледненькой юфрау Фредерикс вдруг стало нехорошо за окошком, где она работала. Ее отправили домой на такси, и мамочка тут же уложила ее в постель. Пришел врач, стал ее выстукивать и выслушивать и наконец объявил, что дело может затянуться.
И оно затянулось. В первое время дамы из нашего отдела несколько раз навещали ее, покупали ей картонные коробки со спелым виноградом в белой древесной стружке. «Пока все без изменений», — всякий раз говорила юфрау Фредерикс. Очень уж это было однообразно. Скоро ее стали навещать реже, и под конец не заглядывал уже почти никто. Тогда мамочка передвинула ее кровать к окну, чтобы она могла смотреть на улицу.
— Так хоть можно что-нибудь увидеть, — объяснила юфрау Фредерикс.
Мы кивнули, мы все прекрасно понимали. Наша коробка с виноградом стояла на столике рядом с флаконом одеколона и стопкой библиотечных книг в серых обертках. Мы не собирались сидеть долго, и это носилось в воздухе, пропахшем одеколоном.
— А что теперь говорит врач? — спросила моя жена.
За окном башенные часы пробили один раз.
— Господи, уже четверть шестого? — встрепенулась юфрау Фредерикс и поспешно повернулась к окну. Вскоре на улице появился молодой человек на велосипеде. Это был самый обыкновенный парень, с белобрысой челкой, в плаще. Я думаю, он возвращался со службы, потому что ехал он в нетерпеливом темпе, как человек, который жаждет наконец-то оказаться дома. Поравнявшись с окном, он улыбнулся, взглянул вверх и помахал рукой.
— Привет! — закричала юфрау Фредерикс.
Она тоже махала рукой, да так, что чуть не вывалилась из кровати.
И он проехал мимо.
— Господи, это еще кто такой?
— Не знаю, — ответила она, — но каждый день в четверть шестого он проезжает мимо.
Лицо ее вдруг сделалось вполне счастливым и юным.
— Как мило с его стороны, — заметила моя жена.
— Он всегда машет мне, — кокетливо произнесла юфрау Фредерикс. — Ну а я что, я просто отвечаю. И даже не знаю, кто это такой.