— Мама, мама, режут!..
Дикий хохот был ответом.
Возгласы злодеев, смешанные со стоном и криками ребенка, продолжались.
Татьяна хохотала…
Наступил день и прошел. Вечерело.
По дороге от села к заимке показались двое розвальней в разнопряжку: в передних сидел возвращающийся из города домой Иннокентий Тихонов. Первая лошадь уперлась лбом в ворота.
Никто не встретил приехавшего. Ворота оказались запертыми. Сердце у Беспрозванных упало, почуяв беду.
На его сильный и продолжительный стук никто не откликался, только спущенные цепные собаки заливались громким лаем.
Он перелез через заплот и вошел в сени. Дверь в избу оказалась тоже запертою изнутри.
Он стал стучаться.
В ответ на этот стук из избы раздался дикий хохот, но двери не отворяли. Он окликнул жену по имени.
В избе снова захохотали. Убедившись, что дома неладно, Иннокентий Тихонов снова перелез обратно со двора, сел в сани и погнал, что есть духу, к селу.
На заимку вернулся он, рассказав о случившемся, со старостою и понятыми. Их сопровождало человек двадцать крестьян.
Перелезши на двор, они толпой вошли в сени избы и стали стучаться. В избе послышался неистовый хохот.
— Баба-то у тебя хмелем не зашибается? — спросил староста Иннокентия Тихонова.
— Отродясь… — упавшим голосом отвечал тот.
После несколько раз повторенного стука и криков: «Отворяй», — выломали дверь, и глазам пришедших представилась следующая картина: Татьяна сидела, дико озираясь, на полу, прижав руки к груди, возле груды наваленной мебели и дико хохотала.
Увидав вошедших, она вскочила с пола и начала метаться по избе, выкрикивая бессмысленные фразы. Ее принуждены были связать.
Она не узнала не только знакомых, но и мужа.
— Отворите, православные, — послышалось из подполья.
Сдвинули вещи, отворили подполье и спустили лестницу. Видя себя окруженными толпой народа, злодеи беспрекословно дали себя связать. Они были в крови…
В подполье же лежал изрезанный по частям труп несчастного Миши…
Это было около десяти лет тому назад.
Если вы в одном из городов Восточной Сибири, лежащих на пути от Иркутска к Томску, посетите городовую больницу и войдете в женское отделение для душевнобольных, то вас прежде всего поразит вид исхудалой, поседевшей страдалицы, сидящей на своей койке с устремленным вдаль остановившимся взглядом и с прижатыми к груди руками. Больная по временам оглашает палату диким неистовым хохотом, от которого вас невольно охватит нервная дрожь.
Это хохочет сумасшедшая Татьяна…
В том же городе вы непременно встретите на улице нищего мужичонку, одетого в невообразимые лохмотья, вечно пьяного и на вид до того худого, что кажется, будто у него остались кости да кожа. Он робко протягивает руку за подаянием…
Если вы дадите ему пятачок, то он моментально скроется под вывеской ближайшего питейного.
Это — Иннокентий Тихонов Беспрозванных.
НА ВСКРЫТИИ
Набросок
Стоял октябрь 1886 года.
В одном из крупных сел Восточной Сибири, верстах в пятидесяти от города П*, места моего служения, был назначен прием новобранцев. Приехал и я туда в качестве члена присутствия по воинской повинности.
Первый день ушел на проверку очередных списков и семейного положения призываемых. Со второго началось освидетельствование новобранцев. Приехали двое врачей: военный и гражданский — окружной, как называют их в Сибири.
Последний, немолодой уже человек, был любимцем всего округа. Знал он по имени и отчеству почти каждого крестьянина в селах, входящих в район его деятельности, и умел каждого обласкать, каждому помочь и каждого утешить. За это и крестьяне платили ему особенным, чисто душевным расположением и даже, не коверкая, отчетливо произносили его довольно трудное имя — Вацлав Лаврентьевич.
Особенно расположены крестьяне были к нему за то, что он по первому призыву ехал куда угодно и не стеснялся доставляемым ему экипажем или лошадьми — едет на одной. Рассказывали как факт, что однажды его встретили переезжавшим из одного села в другое на телеге рядом с бочкой дегтя, — и это по округу, раскинутому на громадное пространство, при стоверстных расстояниях между селениями. Словом, это был, как говорили крестьяне, «душа-человек».
Несмотря на недавнее наше знакомство, мы с ним успели сойтись и сдружиться, а потому я с удовольствием встретился с ним на второй день призыва в помещении волостного управления — месте присутствия.
— Со мной обедаете, конечно? — спросил я его после обычных приветствий.