Подоспело известное соглашение между лондонским польским правительством и Советским Союзом об освобождении польских граждан, заключенных во всяческих центрах для беженцев и лагерях. Катя, в которой я не переставал видеть, на нее глядя, Ядвигу, помогла мне в непростом для меня деле: объяснить властям, как могло случиться, что Богдан Шевчук — польский беженец. Беломорск я покинул. Прощаясь со мной, Катя плакала, а у меня так вдруг защемило сердце, что я понял: если бы я в свое время не бежал от Ядвиги без прощальных сцен, а попытался расстаться с ней по-людски, нормально, то из ее глаз точно так же лились бы неутешные слезы, такие же слезы, какими плакала сейчас Катя.
Являться в польское представительство под именем Богдана Шевчука не имело смысла. В Куйбышеве я сжег украинский свой остов и воскрес уже как Збигнев Якубовский. Мое новое имя и моя славянская внешность сократили мне путь к создаваемой польской армии генерала Андерса. С этой армией я и оказался однажды в Палестине, и стало мне ясно, что здесь, среди соплеменников, лично моя война кончилась. Кто из евреев в Палестине не поверит мне, что я еврей? Мой польский идиш! А одно только имя мое — Авраам Иехошуа Хэшл Кригер, хотя я и значусь в моем военном удостоверении Збигневом Якубовским, поляком-католиком.
Но — горькая мод судьба! Никого не нашел я, кто бы мог подтвердить мое истинное происхождение.
Велась тайная агитация: евреев из армии Андерса призывали дезертировать. Они укрывались в киббуцах, предполагалось, что временно, пока армия оставит страну. Меня агитировать никто не стал, еврея во мне даже не заподозрили. И получалось так, будто я, поляк и католик, которому попросту осточертела война, хочу спрятаться, затеряться среди евреев. Мои вечные в скитаниях метаморфозы выработали во мне одно ценное свойство: не валиться, не падать с ног, даже когда земля под ногами качается. Я сжег военное удостоверение, явился в ближайший киббуц и сказал:
— Получайте меня. Я еврей из армии генерала Андерса: я довольно неглуп и у меня достаточно сил, если нужно где подставить плечо. Хотите — я учитель истории, не хотите — я готов рубить дрова и вывозить мусор. Мою войну я закончу здесь.
Своей открытостью и своим идиш я понравился тем, с кем разговаривал, и они начали меня записывать. Просто необъяснимо, что в тот момент случилось со мной, что побудило меня назвать им не настоящее мое имя, а имя какого-то Стефана Шварца, уроженца города Кракова, в Западной Галиции. Документ мой, объяснил я им, остался в военной канцелярии, убегая, я не сумел его взять. Но почему, откуда, зачем всплыло в моей памяти никогда, кажется, и не слыханное мной это имя — Стефан Шварц?
Дело в том, что еще до всего этого я из моих разговоров с киббуцниками, понял, что по причине славянской моей внешности имя Авраам Иехошуа Хэшл может показаться кое-кому слишком, как бы это сказать, еврейским. А вот Стефан Шварц это нормально, ассимилированный еврей из Кракова, это им будет легче понять. Так и остался я Стефаном Шварцем, но чтобы чувствовать себя в киббуце совсем уж как дома, я приучил товарищей называть меня просто Авреймелом, как меня называли в детстве, моим первым из трех еврейских имен. Годы, прожитые в киббуце, были годами свободы.
Здесь я впервые ощутил себя по-настоящему вольным человеком — никакого паспорта, никакого полицейского надзора, ни даже простого британского патруля. Казалось, давняя мечта стала реальностью, так что дотом, когда я оставил киббуц, я долго еще по нему скучал. То, о чем я страстно грезил когда-то, будучи коммунистом, до тех пор пока греза моя не была развеяна страшной действительностью на родине коммунистической революции, — все это нашел я в киббуце. После провозглашения государства Израиль, проходя, как все жители страны, новую регистрацию, я попросил записать меня под моим настоящим именем — Авраам Иехошуа Хэшж. На что чиновник заметил мне:
— Реб ид[13], не делайте глупостей. От вашего Авраама Иехошуа Хэшда разит галутом[14]. Как, впрочем, и от вашей нынешней фамилии Шварц. Вот имя — Стефан — это неплохо. Стефан — это вам вполне подойдет. С таким именем вам будет легче найти хорошее место, а то что это нынче за имя — Авраам Иехошуа Хэшл? Нет-нет — только Стефан! Стефан — с таким именем можно даже работать — в каком-нибудь посольстве за границей. Ну, а если уж выбирать между вашим сегодняшним Шварцем и прошлым Кригером, то я бы советовал вам несколько гебраизировать этого Шварца и принять фамилию Шхори[15] или даже Шахар[16], что могло бы для вас символизировать наступивший после долгой черной ночи рассвет. Совсем ведь неплохо, а? Стефан Шхори или Стефан Шахар — да вы сразу станете, что называется, человеком! Вам откроются все перспективы, все просторы и дали… Я, не перебивая, дослушал его, потом спросил: