— Какие у них были камни в перстнях?
— Да разве ж я видел, мейстер? Это ваши колдовские штучки, я не…
Слуга-из-тени отшвырнул его в сторону и повернул голову к заклинателю. У него не было лица, лишь непроглядная чернота на том месте, где оно должно было быть, но Конрад знал — существо его видит.
— Иди за мной, — коротко бросил он. — Спрячься и не отставай ни на шаг.
Силуэт шагнул в его тень и та почернела, как будто на Конрада направили мощный фонарь. Заклинатель пошёл прочь из переулка, даже не оглянувшись на стонущего у стены старика.
Хэфен устремился следом.
В этот день мало кто следил за прохожими, уж сегодня было на что посмотреть и без них. Поэтому Конрад спрашивал в первую очередь тех, кто действительно мог что-то запомнить — лавочников, продавцов пирожков и прочих торгашей, пользующихся праздником, чтобы набить карман. Троица была весьма приметной — на это он и рассчитывал. Каждый торговец получал целый стерлинг, бумажный или золотой — что нашлось в кошельке. Если только вспоминал что-то полезное.
Один видел их мельком.
Другой запомнил волочащую ноги девочку.
Третий взглянул на двух джентльменов в чёрном, и его будто холодом пробрало — он в красках расписал всех троих, и непохоже было, что врёт.
Заклинатели, думал Конрад, идя по следу из слов и воспоминаний. Дейру похитили заклинатели. А значит, времени у него мало. Если Конрад не успеет, его девочку зарежут на лабораторном столе, как овцу, а кровью напоят потустороннее существо, чтобы заставить его служить себе. Когда-то подобное было в порядке вещей, сейчас за это полагалась виселица — но всё равно находились смельчаки, рискующие свободой и жизнью ради большого куша. Слишком уж сильные сущности могли пойти за тем, кто предложит такую плату.
А ведь ещё полгода, от силы год, и Дейра стала бы бесполезной для них. Сейчас она горит ярко, как любой подросток — но очень скоро её тело закончит превращение из девочки в женщину, и душа погаснет. Так случается со всеми. Те, кто продолжает мерцать хотя бы слабыми искорками былого огня, становятся заклинателями. Те, в ком остаётся лишь пепел — обычными людьми.
Конрад не знал, кого — или что — хотели напоить те двое. Ему было плевать. Он тоже собирался совершить преступление, за которое до сих пор вешали: намеренное убийство. Впрочем, его наверняка оправдают. Люди помнили чёрные страницы своей истории и детей не прощали никому.
Дорога вывела его на главную площадь. Что ж, все городские дороги ведут сюда.
— Тридцать лет! — вещал с возвышения клирик в белоснежной рясе. — Тридцать лет назад Творец смилостивился над нами и отправил Белую Чуму обратно в преисподнюю! Он преподал урок всем нам, урок тяжёлый и тёмный. Лишь сила искренней молитвы…
Его слушали. Буйство карнавала стихало, приближаясь к проповеднику, точно морские волны, падающие на прибрежные скалы. Стояли мужчины в чёрных сюртуках и цилиндрах, один-в-один похожие на похитителей, стояли женщины в белых одеждах и масках Чумы. Клирик продолжал, но Конрад не смотрел на него. Он видел человека, который мог бы помочь.
Церковь всегда шла рука об руку со светской властью. Вот и сейчас у помоста стоял мужчина с холодными глазами, оглядывая толпу. Хенгест Мортен, пожизненный мэр. Городской глава, нынче одетый в тот же чёрный сюртук и цилиндр, что и все джентльмены в этот день. Только маски не было на его бледном лице, так похожем на лицо мертвеца — мэр никогда не любил традиции.
Ему было за что не любить Праздник исцеления: тридцать лет назад в этот самый день он потерял от чумы троих дочерей, ровно за сутки до того, как мор отступил. Смерть забрала у него душу, оставив взамен часовой механизм — и, как перешёптывались горожане, для блага общества стоило бы сделать то же самое со всеми правителями, потому что никто не работал для своего города так же, как Хенгест.
Никто не понял бы Конрада так же, как он.
— Мейстер Эриксон, — бесцветным голосом произнёс мэр, глядя на продирающегося сквозь толпу отставного хускэрла. — Ваше поведение и… ваша тень удивляют меня.
— Мейстер Мортен, — кивнул Конрад. — Это необходимость. У меня похитили дочь.
— Понятно, — ледяные глаза Хенгеста не выражали ничего. — Мы должны хранить своих детей, мейстер Эриксон. Сейчас не старые времена, но…
— Послушайте, — перебил его Конрад. — Когда Дейра найдётся, можете запереть меня в своём кабинете и песочить хоть целый день — я слова поперёк не скажу. Но сейчас важна каждая минута. Я могу не успеть только потому, что говорю сейчас с вами. Вы поможете мне?