— А так ли важно моё имя? — наконец вздохнул он. — Зови меня Анастас. Непривычно для твоего уха, но всяко лучше, чем настоящее.
— Хорошо, — согласился Паша. Он и так уже по уши в странностях — ещё одна ничего не изменит. Грек этот врач, что ли? — Я готов.
— Нашёл работу? — Ксюша смотрела ему в лицо и не видела его глаз.
— Да, тут недалеко. Платить будут хорошо. Десятку, — Паша не рискнул назвать настоящую цифру. Не поверила бы.
— И кем?
— Мальчик подай-принеси, — снова соврал Паша.
— И за это платят десять?
— Ну… да.
— Хорошо, — тусклым голосом сказала его жена. Да она пьяна, понял Паша. Скрыла запах жвачкой, зубной пастой и мятным леденцом, так что даже поцелуй не выдал, переоделась, но моторика движений выдавала её с головой. А ведь раньше он не замечал этого. Мятные поцелуи Ксюши даже чем-то нравились ему.
Но не теперь.
С кем она пила, пока он разговаривал с Анастасом? Это бывало и раньше, когда доза алкоголя разрушала ум Ксюши окончательно, лишая возможности подумать о сокрытии улик и оставляя только голые инстинкты. В такие минуты она всегда вешалась на него, лезла непослушными руками в штаны, но Паша поддавался редко — слишком уж неприятным был для него отравленный спиртом секс. Счастье, что пила Ксюша не так часто, как могла бы. И что хоть как-то сдерживала себя.
А он по-прежнему любил её.
— Я теперь буду там с восьми до пяти, — сказал Паша, и это было первой правдой в разговоре. — Мы сможем оплатить долги.
— Сможем, — эхом отозвалась Ксюша, расстёгивая кофточку. — Это надо отметить… пошли…
Он пошёл. Мята задушила спирт.
— Мы — не патологоанатомы, мой юный друг, — говорил Анастас, открывая шкафы. — Мы проводники. Наша задача — не причину смерти установить, а подготовить умерших в последний путь. Пока мы этого не сделаем, они не уйдут.
— В загробный мир? — Паша мысленно усмехнулся. Хозяин-то с приветом. Ну или это у него такая своеобразная философия.
— Да, именно в загробный мир. Только если ты раскатал губу на посмертие, закатывай обратно. Нет его. Есть только пустота. Но лучше она, чем продолжать существование в виде трупа.
— Ладно, пускай так, — Паша помог ему переложить мертвеца на стол. — А сердце умершего тогда зачем вырезать?
— Это не сердце, это его совесть. Грешники уходят куда мучительней, чем люди с лёгким сердцем.
— И вы хотите, чтобы я…
— Именно так. Приступай.
Он указал взглядом на стол, ещё минуту назад совершенно пустой. Теперь же Паша увидел на нём мертвеца. Девушку. Симпатичную девушку, даже сейчас, в смерти. Да она будто спит, подумал он. И тут же поймал себя на том, что не помнит, как Анастас перекладывал её на стол, снимал простынь, и вообще откуда она взялась…
— Вы не дали мне инструмента, — сказал Паша, и в руке у него возник скальпель. Цельнометаллический, из блестящей стали. Его не выдумало подсознание — нож был реальным.
Только Паша не понимал, откуда этот нож взялся. Он появился, и всё. Как будто так было и раньше.
— Просто режь, — сказал Анастас, внимательно наблюдая за новым ассистентом. — Расслабься, тогда разум сам поймёт, что делать. Не задумывайся ни о чём.
Он послушался, выкинув все сомнения из головы. Лезвие скользнуло по груди девушки чуть ниже рёбер, погрузилось глубже в мёртвую плоть. Каким-то шестым чувством Паша понимал, что делает всё правильно, полностью отдался этому — и продолжил. Девушка содрогнулась, ощутив в себе его руку в медицинской перчатке, слабо дёрнулась, когда Паша вытащил сердце. На миг ему показалось, что оно сейчас забьётся, но нет. Это был просто кусок мяса, топорщащийся обрезанными артериями. Нежный и тёплый, будто и не пролежал в холодильнике всю ночь.
— Весы, — сказал Анастас.
Паша осторожно положил сердце на правую чашку. На левую упало перо, и весы закачались.
Стрелка бегала туда-сюда, постепенно успокаиваясь, а Паша смотрел и молчал. Он уже смирился с тем, что не понимает происходящего. Его рациональный мир остался там, за порогом этого странного подвала, где взвешивают сердца умерших и царит тишина. Здесь привычное восприятие давало сбой, ну и пускай, лишь бы платили да в криминал не втягивали. Но криминала он пока не видел, а деньги в конверте оказались самыми настоящими, Паша проверял в банке — Анастас не врал.
Стрелка остановилась.
— Лёгкое, — удовлетворённо выдохнул Анастас. — Уйдёт с миром.
— А если сердце перевесит? — Паша не стал спрашивать, почему тончайшее перо оказалось таким тяжёлым. Однажды он узнает. А здесь, пожалуй, нужно отрезать любопытство и засунуть его подальше, иначе он лишится двадцати штук в месяц и вернётся к своим долгам.