– Прекрасно?! Да это еще как сказать! Похоронной конторе, как и всякому другому учреждению, нужна клиентура. Вот взять хотя бы контору моего конкурента напротив, Муя. Он же неделями сидит без работы! А почему – можете сказать?
– Действительно, почему? – спросил Анатоль Филатр, которого это совсем не интересовало, но он твердо решил быть как можно более вежливым.
– Да очень просто. Он живет сегодняшним днем. Он обслуживает только тех покойников, о которых его просят, простите за выражение. . .
– А вы сами. . .
– О! Я готовлю почву заранее. Я намечаю себе клиентов. Начинаю их обхаживать. Привязываю к себе. Приманиваю к своему учреждению. Закрепляю исключительно за собой. И в определенное время плачущие родственники узнают из завещания, что покойный господин такой-то доверил выполнить похоронный ритуал конторе Пилата. Это целая дипломатия, милый мой. Все это требует умения, гибкости, изобретательности, фантазии. . .
– Гениальности. . .
– Да, действительно, гениальности. . . Постойте, если бы вы были богаты, я пригласил бы вас в воскресенье к себе, мы бы сыграли в карты, я бы с вами шутил, а потом незаметно перешел бы к серьезным вопросам, я бы говорил с вами о недолговечности человеческой жизни, о своей смерти, о вашей смерти, потихоньку я вырвал бы у вас принципиальное согласие. . . но, к сожалению, вы небогаты!
Он громко захохотал.
– Да, я небогат, – сказал Анатоль Филатр, отводя взгляд. – Я небогат. И не могу вас интересовать. . .
На это Пилат ничего не ответил и поднес свою странно белую руку к бороде цвета черного дерева. Растопырив пальцы, он гладил кончик бороды, щупал его, расчесывал, влюбленно взвешивал на ладони. Из-под нахмуренных бровей его взгляд цепко прощупывал несчастного Анатоля, оценивая его рост и объем. Его ноздри раздувались, он что-то тщательно обдумывал.
Чувствовалось, что какая-то навязчивая мысль крутилась у него в голове.
– Я не могу вас интересовать, – повторил дрожащим голосом Анатоль Филатр.
– А вот и можете, – вскричал Пилат.
И он победоносно стукнул рукой по письменному столу. Анатоль Филатр подскочил и снова сжался в своем кресле.
– Да, можете, – повторил Пилат. – Вы меня интересуете как раз такой, какой вы есть: слабый, бедный, без будущего.
– Но чем? – пролепетал Сын Неба.
– Тем, что за вашей жалкой фигурой я вижу безбрежные молочные реки, высокие горы масла, целые кучи сладких сырков, бесконечные редуты из головок сыра. . .
– Я не понимаю. . .
– У вас есть брат. . . «Мечтательная телка». . .
– Ну и что? Я же с ним навсегда поссорился!
– Навсегда, то есть до вашей смерти: именно это я и хотел от вас услышать. А после смерти?
– После смерти?
– Да после вашей смерти в сердце вашего брата уже не будет гнева на вас, и он не откажется исполнить вашу последнюю волю.
– Конечно нет. . . В конце концов, он не такой уж и плохой человек. . .
– Тогда по рукам? Вы собственноручно на гербовой глянцевой бумаге напишите всего одну короткую фразу: «Я прощаю моему брату причиненную им мне большую обиду при условии, что он закажет мне похороны по первому разряду в похоронной конторе Пилата»! Вот и все!
Затаив дыхание, Анатоль Филатр с изумлением смотрел на собеседника:
– Но. . . но. . . – пробормотал он, – я не вижу никакой выгоды из этой комедии. . .
– Вы рассуждаете по-детски! – сказал Пилат. – Выгода двойная. Для меня – еще одни похороны по первому разряду в актив конторы. . . Для вас. . .
– Ну да же. . .
– Для вас тоже! Об этом не так уж трудно догадаться. . .
И на глазах ошарашенного собеседника Пилат вытащил из кармана пять банкнот по сто франков и разложил их веером на столе.
– Нет, так не годится, – вздохнул Анатоль Филатр я сглотнул слюну.
Пилат посмотрел на него с презрением.
– Разве это будет честно по отношению к брату? – снова сказал Анатоль Филатр.
– Он ничего не будет знать о нашем соглашении.
– Хорошо. Но я не думаю, что смог бы при таких обстоятельствах. . .
Однако, произнося эти слова, он внезапно представил себе, как вернется домой, как униженно будет рассказывать Матильде о своих неудачах, словно наяву увидел раздраженное лицо жены, услышал визг голодных малышей, заметил даже счет от бакалейщика, специально положенный на самом видном месте около его тарелки. Эта картина заставила умолкнуть угрызения совести.
– Может, вы бы все же предупредили моего брата о нашем соглашении, – сказал он.
– Пустое! Вы хотите, чтобы он мне устроил скандал и просто-напросто потребовал порвать эту бумагу? Живым не прощают то, что прощают мертвым.