Какой-то задроченный растерзанный уебок орал блядским голосом: «Ебаная Россия!» Я заметил, кстати, что на смену пресловутому совку, который во всю отсасывал у системы, пришел отстойный россиянин, который вечно недоволен властью.
Праздник продолжался и набирал силу.
Клево прикинутый пацан подошел к ларьку и, не желая ждать продавца, врезал в стекло кулаком. Взял бутылку пива и спокойно удалился. Высокая пьяная девушка-милиционер с длинной дубинкой у пояса и глупой улыбкой во весь блядский рот тащила маленького плюгавенького и совершенно отвязанного мусора. Трое обдолбанных юнцов врезались на своей новой «Ауди» в бетонный столб. Вся троица прямо в морг. Возле гостиницы «Россия» киллер не спеша целился в бизнесмена, выходящего из забитого бабами и бабками джипа.
Я быстренько доебал шалаву и кинулся в толпу, которая к этому моменту охуев от «Свободы» громила магазины, жгла машины и пиздила буржуев.
Праздник был в разгаре. Я сам разбил витрину модного бутика «Леди Гамильтон», хозяйка которого недавно унизила меня. Просто оскорбила. Эта кобыла в модном прикиде, с которой я учился в школе, считала меня неудачником, потому что я так и не сделал деньги. Сучара.
Какая-то молодая незнакомая поросль, называющая себя «Левые демоны», энергично скандировала: «Бей скинов, просто пизди! Свастика хуйня, спасай Россию!»
Чуть позже, ближе к вечеру я подловил в темной подворотне солидняка в дорогом костюме. Порезал его весь в лоскуты. Хотелось, не скрою, взорвать какой-нибудь особнячок, отомстить, бля, за Филю, который давно уже был в ауте, но не было с собой ни грамма тротила.
Очнулся утром на трамвайной остановке. Пришедшие в себя граждане, хмуро спешили на работу, с трудом припоминая вчерашнее. Посмотрел на себя — ох, ни хуя себе! Ни куртки, ни ботинок. Так босиком и пошел до дома.
Олег Разумовский.
ЧУМА
Она крепко схватила меня за яйца в подворотне возле модного пивняка «Кружка», где оттопыривались центровые маргиналы. Не глупые, порой талантливые молодые люди, выкинутые на обочину жизни проклятым сообществом злостных обывателей, карательных органов и нерезаных еще буржуев.
Мы пили все что имелось в наличии в то чумное время: вечное вино Анапка, роковой портвешок «777», крутую водку «Черная смерть» с черепом на баночке, предательский напиток «Макбет» и белорусскую отраву «Малина», после которой вас трясет болотная лихорадка и конкретно глючит. Мы бухали в подъездах, в подвалах, на кладбище(иногда ночью), на всяких лавках, опасаясь ментов, в котельнях и на многочисленных запущенных хатах.
В «Кружке» Чума напилась в жопу и заснула прямо на столе. Никто ей там слова не сказал. Она уже однажды навела тут порядок, то есть разнесла все помещение и наразбивала хуеву тучу посуды. Пиздила бутылками и кружками обслугу, которая пыталась сделать ей замечание. Потом они поняли, что ее лучше не трогать.
Да поебать! Кругом рушились устои, вымирала нация, борзели менты, жирели и наглели чиновники, глумились буржуи. Многие из нас выпали тогда в осадок, а тех кто приподнимался мочили в подъездах, взрывали в тачках. Такие как мы выродки, прозванные с чъей-то легкой руки птеродактилями, плотно садились на стакан или иглу, спускали последнее или даже проссывали квартиры за ящик водки. Но все было абсолютно по хую. Мы не хотели замечать ебаную реальность. Слушали Нирвану, Моторхед, Эксплойтид, Мэрлин Мэнсона. Тусовались в " Бешеной лошади» или «Пиковой даме». Опускались. Попадали в дурку. Бичивали. Умирали.
Когда Чума проснулась, я отвез ее к себе домой, в свою разъебанную хрущебу. Она выпила из горла бутылку паленой «Столичной», съела упаковку Родедорма и конкретно охуела. Что она творила. Это было нечто. Чума орала, как потерпевшая. Выла и причитала, будто буйно помешанная. Разорвала на себе одежду и раздолбала в конец мою итак расхуяченную напрочь хату с жалкими остатками еще советской мебели. Кричала «хайль Гитлер» и хотела сделать себе харакири тупым кухонным ножом. Металась по комнате и с грохотом падала на пол. В своей буйной дикости была похожа на Валькирию, только гораздо круче, учитывая наши чумовые реалии. Я боялся, что она скинится с балкона и поэтому дал ей хороших пиздюлей и пинками спустил с лестницы.
Она мне это припомнила. Дождалась, сучка, когда я вышел на улицу и въебала сзади по башке приличной железкой. Я истекал кровью, но решил не сдаваться. Кое-как доканал до больнички. Голову мне зашили без всякой анастезии. Я стал действительно какой-то бесчувственный. Станещь тут при такой жизни. В палате съел чей-то лимон прямо с кожурой. Ребята пожалели меня, угостили водкой «Ни шагу назад» с портретом Сталина и салом. Я взбодрился и смылся из больницы через задний проход.