Он обнял ее за шею, пощекотал за ухом.
«Между прочим, «сказала она, «в окно все видно, что мы с тобой здесь делаем. Я тут, расскажу тебе, от нечего делать, одной то вечерами скучно, за одним мужиком наблюдаю. Он на кухне у себя голый ходит, а в комнате у него черные шторы, ничего не видно, не знаю даже, есть ли у него баба или нет. Хочешь, покажу тебе альбом с фотографиями?
Сна принесла альбом с плюшевыми крышками темно-бордового цвета.
«Это на кладбище. Вот он Коля в гробу, на первом плане та рядом, смотри, одни алкоголики стоят, видишь какие рожи, как специально подобрались, бичи просто. Меня здесь, слава богу, нету. Я валялась где-то. Откачивали. Плохие фотографии, да? Его дружки снимали, милиционеры. Пьяницы. Вот он перед строем стоит, Коля. Видишь, какой высокий, здоровый. А это моя дочка, Сказка. Ей четырнадцать лет здесь. В пионерлагере с подружкой загорают в одних купальниках.
Он смотрел на эту Сказку. Большая грудь, крутые бедра, симпатичная мордашка. Думал напряженно: «где ж эти сапоги чертовы, почему не несет она?
«Сними ты кроссовки, «сказала ткачиха неожиданно.
«А где сапоги, вы ж обещали показать?»
«Потом, куда они денутся?»
Пока он развязывал шнурки, она достала из дивана подушку и простыни. Сказала хрипло: «снимай штаны тоже».
Он скинул джинсы, прилег с ней рядом. Она вытерла с губ жирную помаду. Студент поцеловал ее, потом еще раз по ее просьбе. Помял с удовольствием эти огромные сиськи. которые так понравились ему еще в электричке.
«Давай согрешим, детка, а?» попросила ткачиха. «Нет, — отрезал он, показывайте сапоги, я из-за них пришел.»
«Согрешим, а? Ну, пожалуйста. Я чистая, не подумай. СПИДа нету. Как Коля умер, я ни с кем, честное слово. Ни разу. У тебя же было ко мне желание, я чувствовала».
«Где сапоги то?» он крикнул. Натянул быстро джинсы и уставился на экран, где итальянец целовал итальянку. Завязал кроссовки и выскочил из ткачихиной квартиры.
Он уже неделю жил на кладбище, после того как поругался с женой. Она там бляданула где-то, с кем-то. Он расстроился. Психанул. Ушел из дома, некоторое время занимался онанизмом среди могилок. Однажды почувствовал сильнейшее возбуждение при виде фотографии женщины на памятнике. Разрыл могилу руками, вскрыл гроб и оттрахал молодую еще в принципе бабенку, не выходя из ямки.
Студент весь истрепался, изорвался. Модный недавно еще прикид — черные таиландские джинсы и желтый турецкий свитер — стали грязные, рваные, все в сырой земле и глине. Рожа не бритая, пожелтевшая. Хотелось жрать постоянно и ебаться. Каждую ночь почти он разрывал себе могилку.
А однажды, ближе к вечеру, таясь в кустах, увидел ткачиху, свою знакомую. Она сидела возле красивого надгробья из черного мрамора, над которым памятник со звездой. Перед ней стояла бутылка водки, лежала всякая закусь. Сало, яички, пирожки, колбаска. Он неслышно подкрался поближе и как вампир набросился на женщину. Бешено сорвал с нее куртку, кофту, лифчик… Бросил ее на черное надгробье. Содрал с нее черное трико. Навалился всем дрожащим телом, вставил ей. Она вскрикнула, но негромко. Студент заебал по ее смуглой роже, расквасил сразу же нос. Кровь хлынула на могилу. Опрокинулась банка с цветами, помялись венки. Он передохнул малость, выпил водки, заторнул пирожком и салом. Разбил бутылку о памятник и тем, что осталось в руках, перерезал ткачихе горло.
ЗАТМЕНИЕ
Маруся, ты права, как обычно. Все Абсолютно точно. Справедливо. Я тебя нисколько не осуждаю, милая Ты сделала свой выбор. Ведь это такое время… Кажется, все куда-то катится со страшной силой, улетучивается, распадается. и в природе полный бардак. Зима, Рождество. А снегу нету ни грамма, одна грязь на улице. Говорят, будет затмение.
Как быстро темнеет в этом году, Маруся, уже ж три дня хоть глаз коли. А если тебя ограбят или вставят пику в бок, то ничего удивительного. Обычнее явление нашей непростой жизни нельзя теперь выходить на улицу в хорошей одежде, лучше в фуфайке и кирзе, так надежней.
Сообщения же по радио и теленовости напоминают сводки боевых действий. Повсюду вокруг нас идут сражения, а жертв так много, что не хватает никакого даже самого больного воображения. Отключится от всего хочется. Как никогда ты права, Маруся.
Какие у тебя холодные, однако, руки.
В гостях у одного тут знакомого бизнесмена как-то вечером я почувствовал себя, знаешь, прямо как в бункере Гитлера накануне последнего штурма Рейхстага, помнишь знаменитую картину Кукриниксов. По полу валяются пустые коньячные бутылки, на столе остатки заграничных консервов, пустые пачки американских сигарет… полумрак, черные шторы, спертый воздух, бледные испуганный лица. Это была еще приличная компания, ты не подумай плохого Маруся. Один только из них, поэтическая, видимо, натура, нажрался каких-то, то крутых колес, выбежал во двор голый и стал орать что-то дикое про конец света. Пока не приехала шестая бригада, из дурдома значит.