Ох, как тут жарко. Сейчас бы глоток свежего воздуха.
Она поднимает оконную раму. Там, на улице, беззвучно шумит желтая крона ивы.
— Извините, здесь так жарко! — обращается она к судьям.
В ответ легкий кивок. И новое покашливание протокола, неизвестно что означающее.
Ею овладевает нестерпимое желание убежать. Туда, в весну! Зарыться в ветки ивы так, чтобы тебя обсыпало желтой пыльцой.
Все равно я пропала…
Несмышленыш весь дрожит от возбуждения.
Расскажи о прутьях! — молит он про себя, ни на секунду не спуская глаз с учительницы. О прутьях! — без конца повторяет он про себя, взволнованный тем, как учительница смотрит на иву.
Она смотрит на ветки ивы. А ведь они как бы принадлежат ему, Несмышленышу, потому что у него в ушах поет флейта. И на языке вкус сока. А в руке прутья, которые срезают с ивы и уносят домой. И все это причудливо переплетается с водой, в которую хитро подсунуты прутья и которую пьют белые овцы, отчего потом приносят черных ягнят, и палящим солнцем, и доброй тенью, и хитрым Иаковом, срезающим все новые и новые прутья, и белоснежными овцами, бегущими к водопойным корытам с плавающими в них прутьями и пьющими из них воду, — и все ягнята рождаются черными или пятнистыми и потому достаются Иакову…
Расскажи! — умоляет он, словно речь идет о жизни и смерти. А потом я расскажу то, что мне было задано. Ну рассказывай же!
Несмышленыш не замечает беспокойства, охватившего класс. Не видит он и комиссии. Он видит только испуганную учительницу, опирающуюся о подоконник с таким странным выражением лица.
Иди сюда, — мысленно зовет он ее. — Иди.
И она услышала!
Значит, ему дана власть!
Она отрывается от окна, от ивы и идет словно во сне!
Несмышленыш наблюдает за ней, продолжая повторять про себя: «Иди! Иди!» Краска сбежала с ее лица, она бледна, на лбу выступила испарина. Рядом с ним на скамейке есть свободное место — она садится. Поворачивается к нему.
Он весь — нетерпение и готовность. Она смотрит на него. Он видит капельки пота у нее на лбу. Выразить его чувства невозможно.
— Прутья! — выдыхает он рядом. В ее сторону. Как толчок. Как заклинание.
И это действует. Учительница вздрагивает, его слово действительно толкнуло ее, в следующее мгновение она уже что-то чувствует и понимает. И тут те опять встает. Глаза ребят с удивлением следят за ней — она стала прежней. Идет между партами свободной, раскованной походкой. Она снова владеет собой.
Ее охватило счастье. Страх отступил. Все в порядке, все, что казалось ей безвозвратно потерянным, вернулось. Ее ученики и она сама, все как прежде. А эта комиссия, эти чужие, пусть себе сидят. Как-то само собой она достигла наконец своей цели: от налившейся соком ивы, там, за окном, и ребятишек, срезающих прутья, она перенеслась к тому, о чем рассказывала зимой. После двух-трех вопросов, на которые ей отвечают оживившиеся ученики, у нее появляется, как ей кажется, повод дать им возможность послушать ее рассказ. Она ни у кого не спрашивает разрешения. Между ней и учениками все как было зимой. Давящий страх исчез, она вновь разделяет общее нетерпение и возбуждение и больше не думает о провале.
В середине ее рассказа слышится покашливание. Она не обращает па него внимания.
Повернулась лицом к Несмышленышу и рассказывает ему одному. Опять раздается покашливание, но она не обращает внимания. Рассказывает подробнее, чем обычно, рассказывает, обращаясь к Несмышленышу. И кашель смолкает. Становится совсем тихо — все внимательно слушают. Школьная комиссия отодвинулась куда-то далеко, ее присутствие не имеет теперь никакого значения. Учительница стоит, повернувшись лицом к Несмышленышу, освободившему ее от злых чар.
И видит, что он весь пылает от ее слов.
Рассказ окончен. Но она чувствует, что победила. Одолела все-таки это покашливание. Она задает вопросы самым старшим ученикам. Они отвечают четко и быстро. Она продолжает спрашивать. Они отвечают. Она видит, как председатель комиссии кивает своему помощнику. И ей уже кажется, что в своем страхе она была к ним несправедлива.
Она может работать в школе.
Я могу…
Затаив счастье, она поворачивается к своему спасителю. Теперь и оп может показать свои знания. Теперь ей уже не нужно держать про запас его щебет.
Несмышленыш пылает. Вот и до него дошла очередь.
Она называет его имя. Настоящее имя. И даже оно звучит по-новому.
— А сейчас мы послушаем, что знает…
Вот он, этот миг. Несмышленыш все помнит назубок. Все слова собраны у него в голове, точно горошины в мешке. Но он так взволнован происходящим, что у него перехватило горло. Он пытается думать об уроке, но ребята вокруг жужжат, как оводы в летний день, и Несмышленыш не может выдавить из себя ни звука.