Неужели он не видел, как тяжело было втаскивать гроб?
— Мой отец, — ответил Нильс.
Помимо его воли, слова эти прозвучали гордо. От стыда у него запылали щеки. Он с головой выдал себя. Приоткрыл то, что таилось в глубине души и пугало его самого. Скорее, скорее загнать это подальше, спрятать, скрыть…
Но парнишка, видимо, ничего не заметил. Он только весь сжался, когда услышал, что гроб не пустой. И посмотрел на Нильса с уважением.
— Жалко, — по-детски сказал он.
У Нильса потеплело на душе. Словно к нему протянулись чьи-то руки — они не били, не угрожали, не хватали мертвой хваткой, а лишь помогали ему дышать полной грудью.
Нильс сидел не подымая глаз, потому что все время чувствовал на себе взгляд попутчика. Что он так смотрит? Впереди болтали и смеялись люди. Тарахтел мотор. Гроб слегка подпрыгивал. Когда автобус лез в гору, сзади синими клубами вырывались выхлопные газы. За окнами светило солнце и стремительно неслась река. Шум воды заглушался ревом мотора, но видно было, как она блестит и играет на солнце.
Нильс оторвал взгляд от пола и стал смотреть в окно. Но думал он о своем. У него умер отец. Он везет гроб. Везет домой, в усадьбу, где будет теперь хозяином. Вся его жизнь круто переменилась.
Оп стал взрослым.
Парнишка по ту сторону гроба был старше, но какой от этого толк? Он уже давно уступил главную роль Нильсу и готов был подчиняться ему.
Нильс же, став взрослым, решил показать свое превосходство.
— А твой отец жив? — спросил он.
— Да, — ответил парнишка.
— Небось завидуешь мне? — спросил Нильс и тут же пожалел о своих словах. Очень по-детски они прозвучали. А он уже не ребенок. И парню это не прибавило покорности — наоборот, на губах у него мелькнула презрительная усмешка.
— Во дурак! — сердито буркнул он.
Нильс чуть слышно застонал. Взял и сам все испортил. Нет! — тут же подумал он, ничего я не испортил.
Они настороженно поглядывали друг на друга. И в то же время каждый хотел отыскать в другом хотя бы намек на расположение. Однако, найдя его, они не решались на следующий шаг. Странное дело. Казалось, стоит протянуть руку — и получишь то, чего тебе сейчас не хватает. Но… Вот всегда так.
Только подольше не выходи, думал Нильс.
Паренек поднялся и постучал в стенку. Он уже приехал. Автобус остановился. Быстрый взгляд напоследок. И парень вышел. Больше они никогда в жизни не встретятся. Обидно. Автобус покатил дальше. Наедине с гробом Нильс почувствовал себя очень одиноко. Гудок — вот и следующая остановка.
Шофер крикнул ему в багажное отделение:
— Тут впереди освободилось место! Сошли…
— Спасибо, я лучше посижу здесь, — ответил Нильс.
— Вольному воля, — сказал шофер, снова скрывшись в кабине. Автобус тронулся. Но шоферу, видимо, не давали покоя сорвавшиеся слова: через некоторое время он нашел предлог остановиться, вылез из кабины и, подойдя к заднему колесу, пнул его ногой, как бы проверяя, не спустила ли шина. И сказал Нильсу в открытую заднюю дверцу:
— Я понимаю: конечно, тебе хочется побыть здесь. И, еще раз пнув ногой колесо, ушел.
Нильс сидел и думал: почему этот шофер так старается ради меня? Что изменилось вокруг? Что происходит в этом пустом багажном отделении?
Да нет, не вокруг изменилось. Во мне самом. Как из зерна в один прекрасный день появляется росток, так и я за эту поездку сделался другим человеком. Со мной стали считаться.
Он окинул взглядом окружавшие его мешки и ящики. Хорошо, что здесь никого нет. Он бы дорого дал, чтобы рядом снова оказался тот парень. Но раз это невозможно, лучше уж ехать с мешками и ящиками. Его бросало из стороны в сторону, качало как маятник. Так вот что значит взрослеть. Нильс не раз пытался представить себе это.
Какой он длинный и тяжелый, этот гроб. Нильс точно уже взвалил его себе на плечи. Вот оно, бремя взрослого человека.
Он вспомнил свою усадьбу. Ее красную землю.
Вспомнил изможденную мать.
Братишек и сестренок, во весь голос ревущих из-за того, чего еще не в силах понять.
И теперь он возвратится к ним с гробом отца на плечах. Они обступят его и захотят, чтобы все было как прежде. Чтобы они были сыты, одеты, обуты.
Да! — подумал Нильс, охваченный вдруг странной уверенностью. Он станет взрослым, и очень скоро. Его вынудят к этому обстоятельства. Родные, которые навалят на него все заботы.
И он должен это вынести!
Ну что ж, раз должен…
За этим я и еду домой! — думал он.
Автобус трясло и подбрасывало, пахло бензином и маслом. Но Нильс больше не замечал этого. Он смотрел на родимый край, на четырехугольный его кусочек, видневшийся в распахнутую дверцу. Уходили вдаль одинокие усадьбы и большие поселки. Крохотные хибарки и огромные дома. Леса. Болота. И река, по-прежнему текущая рядом. Перед Нильсом открывались все новые и новые картины. Картины, которые он видел и раньше, но глазами ребенка. Сейчас они напоминали ему об ответственности за свою усадьбу.