— Вы позволите задать вам несколько вопросов?
— Сколько угодно.
— Когда вы были здесь в первый раз, инженер заводил пластинки?
— Да, кажется, заводил.
— А потом угощал вас чем-нибудь, например, аперитивом?
— Ага, он налил мне вермута.
— После чего тут же подсел к вам на диван, не так ли?
— Да, подсел. А что?..
— Постойте. И начал ухаживать за вами?
Этот вопрос немного сконфузил ее. Она спросила:
— Извините, но почему вы спрашиваете такие вещи?
— Не беспокойтесь, — продолжал я, — я не стану задавать вам нескромных вопросов. Меня интересуют лишь, как говорится, побочные детали. Итак, он начал ухаживать за вами. Сознайтесь, — тут я на секунду задумался, — а для того чтобы вплотную приступить к делу и в то же время не смущать вас, он не предлагал погадать вам по руке?
Девушка рассмеялась:
— Вот именно, что предлагал. Но как вы угадали? Уж не колдун ли вы часом?
Я хотел было ответить: «Это как раз то, что собирался проделать и я», — но у меня не хватило смелости на такое признание. Я смотрел на девушку, и теперь мне казалось, что ее окружает невидимая черта, которую опасно переступить, как опасно приближаться к столбам, несущим провода высокого напряжения. В самом деле, я не мог ни сказать, ни сделать ничего, что не было сказано или сделано при тех же обстоятельствах инженером. И этот инженер, в свою очередь, был не чем иным, как первым зеркалом в бесконечном ряду зеркал парикмахерской, в которых, насколько хватает глаз, я не увидел бы ничего, кроме себя самого. Наконец я спросил:
— Скажите, инженер был похож на меня?
— В каком смысле?
— Внешне.
Прежде чем ответить, она долго меня разглядывала.
— Ага. Чем-то вы с ним схожи. Оба — серединка на половинку.
— Серединка на половинку?
— Ага. Ну не уроды, что ли, и не красавцы, не высокие — не малорослые, не молодые — не старые: серединка на половинку.
Я ничего не сказал, только посмотрел на нее, думая с бессильной яростью, что приключение можно считать оконченным: цветочница превратилась для меня в некое табу, и единственное, что мне еще предстояло сделать, это найти благовидный предлог, чтобы выставить ее за дверь.
Девушка заметила происшедшую во мне перемену и спросила с некоторой настороженностью:
— Что это с вами? Что-нибудь не так?
Сделав над собой усилие, я поинтересовался:
— А что, по-вашему, много таких мужчин, как я и инженер?
— Ага. Вы, как бы это сказать, ну, массовое явление, что ли.
Тут меня передернуло, и девушка вдруг все поняла.
— Ага, догадываюсь, — воскликнула она, — вы обиделись за то, что я назвала вас серединкой на половинку, сказала, что таких много. Правда?
— Не то чтобы обиделся, — ответил я, — а, скажем, у меня опустились руки.
— Это почему же?
— Так. Мне кажется, что я делаю то же самое, что делают другие, вот я и предпочитаю ничего не делать.
Девушка попыталась меня утешить:
— Со мной у вас не должны опускаться руки. И потом, клянусь вам, мне больше нравятся такие мужчины, как вы, самые обыкновенные, чтоб ничем не отличались от других, ведь про таких с самого начала знаешь, что они скажут и что сделают.
— Ну, вот мы и познакомились, — объявил я, вставая. — А теперь прошу прощения — у меня срочная работа.
Мы вышли в коридор. Не скажу, чтобы у девушки был убитый вид. Она улыбалась.
— Не нужно так злиться. Не то вы и впрямь совсем как инженер.
— А что еще сделал инженер?
— Поскольку я сказала ему однажды, что он мужчина, каких полным-полно, распространенный тип, что ли, он разозлился, ну точь-в-точь, как вы, и выставил меня за дверь.
Приказывай: я подчиняюсь
Когда меня уволили по сокращению штатов и я потерял место курьера в банке, в первый момент я совсем растерялся. Я привык повиноваться: звонки начальства, красные и зеленые сигналы на световом табло, требования посетителей, разные распоряжения и поручения — я откликался на все. И вдруг все это кончилось: я сижу на диване, закинув ногу на ногу, скрестив руки, уставившись в пустоту. Но только поймите меня правильно. Мне нечего больше делать не потому, что я стал безработным, а потому, что теперь я ни от кого не получал приказов. Быть может, некоторые и не увидят между этим разницы, но разница есть, и притом весьма существенная. Во всяком случае, для меня.