— Вот тебе кумача десять метров, напиши нам лозунг для детского сада печатными буквами. Просим как художника.
Мне, конечно, лестно. Я согласился. Они говорят:
— Может, помощника дать?
— Не надо!
— Может, краски приготовить?
— Не надо!
— Может, кумач разостлать?
— Не надо мне ничего, я сам все знаю!
Развел я в горшочке белил, подбавил для красоты синьки, расстелил кумач, прикнопил его к полу, п получилась у меня красная дорога от стены до стены!
И вот я стал писать:
СПАСИБО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ ЗА СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО.
Только я «спасибо» написал, вдруг, смотрю, с улицы человек в окно заглядывает. Это на третьем-то этаже! А лицо у этого человека все в белых оспинах. Я испугался. А человек говорит:
— Коряво нарисовано, гражданин хороший. Которая буква больше, которая меньше!
Тут я догадался: это маляр в люльке снаружи стену красит, и говорю:
— Не учи ученых.
А сам все-таки взял линейку и стал наводить линии. У меня, верно, все вкось поехало. А линейка маленькая, куцая, разве с ней управишься на десяти метрах? Бился я с ней, бился, и так и сяк — ничего не выходит! А маляр за окном все покачивается в люльке и усмехается. Вдруг он занес ногу и — прыг в комнату! Поставил кисть, достал из кармана веревочку и сказал:
— На, ученый, держи конец!
Я взял. Жду, что будет. А маляр натер веревочку мелом, приложил конец к полотнищу и мне велел:
— Прижми-ка бечевку к кумачу.
Веревочка натянулась. Маляр ухватил ее двумя пальцами, оттянул и как щелкнет! И вдруг — хлоп! — вдоль всего кумача, на все десять метров, от стены до стены, отпечаталась на красном ровнехонькая белая линия!
— А теперь, — говорит, — рисуйте!
Взял кисть и уехал на своей люльке.
А мне стало стыдно. Будто это по мне веревочкой щелкнули. Я ее крепко запомнил, эту веревочку, и больше носа ни перед кем не задираю. Вот и выходит, что я себе на ус веревочку намотал.
ЗЛОДЕЙ ШУСТИКОВ
Сам я счетовод, а жена у меня учительница. В классе у нее сорок пять учеников, сорок пять молодцов, — один другого лучше, один другого хуже.
Хуже всех — Шустиков. С ним жена постоянно воюет. И часто приносит с поля битвы «трофеи».
То резинку:
— Это я у Шустикова рогатку отняла.
То грозное оружие из ключа и гвоздика:
— Это Шустиков наган смастерил.
То трубочку какую-то:
— Это Шустиков стрелял жеваной бумагой.
Все это она потом ему возвращает. А я злюсь: «Злодей Шустиков! За что жену мою изводишь? Попадись только мне в тихом переулке!»
Вот раз она после школы положила портфель на стол и вышла на кухню. Я подумал:
«Видать, сегодня день тихий, бестрофейный!»
Как вдруг из портфеля высунулась змеиная голова!
Я испугался: вот как заработался — всякая гадость мерещится!
Давай моргать изо всех сил — видение не проходит. Давай глаза протирать — не проходит!
А змея черная, глянцевитая, на голове красные полоски, будто очки. Значит — очковая!
Хочу встать — не могу! Хочу шевельнуться — не могу! Значит — это удав или питон!
А змея выбирается потихоньку из портфеля, и все кольцами, кольцами…
Тут, на счастье, жена вернулась.
— Что с тобой, почему такой бледный?
Я шепчу:
— Таня… очковая… питон… удав…
— Что ты? Где? — Она засмеялась. — Это я у Шустикова ужа отняла на уроке, забыла вернуть!
Я рассердился:
— Отнеси сейчас же!
— Куда же я пойду? Школа закрыта!
А змея ползает по моим конторским книгам, будто так и надо.
— Ну, выбрось его!
— Как же я его выброшу — надо Шустикову отдать!
А змея чернильницу опрокинула, залила все бумажки на столе.
— Убери его, или я не знаю что!
— Завтра!
— Сегодня!
— Завтра!
Стали мы с женой потихоньку ругаться. Вдруг — стук. Входит мальчик. Светленький, голубоглазый, за спиной — сумка. Стал в дверях и заговорил неразборчиво:
— Татьяна Ивановна, вы… я… у меня…
— Шустиков?! — удивилась жена. — Откуда ты взялся?
Я оглянулся. Так вот он каков, злодей Шустиков!
— А я, Татьяна Ивановна, в канцелярии адрес взял… Ведь вы, Татьяна Ивановна, ужа взяли, а его кормить надо. Вот я и принес…
Он вынул из сумки отвратительную пупырчатую лягушку. Уж потянулся к ней, заиграл страшным раздвоенным языком.