— Обхвати же ее. Не держи руки, как палки. Ты ее уронишь, — сердито наставляла его Изабел.
И вот они стояли на веранде, удерживая Снукера, который хотел войти в дом, а ему это не разрешалось, потому что тетя Линда терпеть не могла порядочных собак.
— Мы приехали с мамой в омнибусе, — сообщили они, — и пробудем у вас весь день. Мы привезли с собой большущий имбирный пряник для тети Линды. Его испекла наша Минни, он весь в орехах.
— Миндаль чистил я, — сказал Пип. — Нужно опустить руку в кастрюлю с кипятком и выгрести его оттуда, а потом щелкнуть вот так, и ядра сами повыскакивают из скорлупок; некоторые летят до самого потолка. Правда, Регз?
Регз утвердительно кивнул головой.
— Когда у нас пекут пироги, — продолжал Пип, — мы с Регзом всегда сидим на кухне. Мне дают чашку, а ему ложку и сбивалку для яиц. Интереснее всего бисквит… Его делают из одной пены…
Он сбежал на лужайку по ступенькам веранды, нагнулся, уперся ладонями о землю, оттолкнулся и чуть было не встал на голову.
— Лужайка неровная, — сказал он. — Чтобы встать на голову, место должно быть ровное. Дома я на голове обхожу вокруг баобаба. Правда, Регз?
— Почти, — сказал Регз не очень уверенно.
— А ты встань на голову на веранде. Здесь совсем ровно, — посоветовала Кези.
— Ишь ты, умница. Это можно делать только на мягком. Потому что если дать толчок чуть посильнее и перевернуться, то в шее что-то щелкнет, и она сломается. Мне папа сказал.
— Ну, давайте поиграем во что-нибудь, — предложила Кези.
— Очень хорошо, — быстро согласилась Изабел. — Мы будем играть в больницу. Я буду милосердной сестрой, Пип может быть доктором, а ты, Лотти и Регз — больными.
Лотти не захотела так играть: прошлый раз Пип что-то засунул ей в горло, и ей было ужасно больно.
— Пф! — презрительно усмехнулся Пип. — Чуть побрызгал соком из мандариновой корочки…
— Ладно, давайте играть в дочки-матери, — сказала Изабел. — Пип будет папой, а вы нашими дорогими детками.
— Терпеть не могу играть в дочки- матери, — заявила Кези. — Ты всегда сначала заставляешь нас идти в церковь парами, потом ведешь обратно домой и укладываешь спать.
Вдруг Пип вытащил из кармана грязный носовой платок.
— Снукер! Сюда, сэр! — позвал он. Но Снукер поджал хвост и, по обыкновению, попытался улизнуть. Пип вскочил ему на спину и сжал коленями.
— Подержи ему голову, Регз, — скомандовал он, обвязывая голову пса носовым платком так, что на макушке у Снукера появился смешной узел.
— Зачем это? — спросила Лотти.
— Чтобы приучить уши расти ближе к голове. Поняла? — объяснил Пип. — У всех бойцовых собак уши стоят. А у Снукера они немного мягковаты.
— Да, — сказала Кези. — Они у него всегда вывернуты наизнанку. Терпеть не могу такие уши.
Снукер лег на землю и сделал слабую попытку сорвать платок лапой, но, убедившись, что из этого ничего не выйдет, поплелся вслед за детьми, горестно вздрагивая.
По тропинке медленно шел Пэт; в руке он держал поблескивающий на солнце топорик.
— Пошли со мной, — сказал он детям, — Я покажу вам, как ирландские короли рубят головы уткам.
Дети попятились — во-первых, они ему не верили, а во-вторых, маленькие Трауты никогда раньше не видели Пэта.
— Пошли, пошли, — манил Пэт, улыбаясь и протягивая Кези руку.
— Головы настоящим уткам? Которые пасутся на лугу?
— Ну да, — сказал Пэт.
Кези вложила свою руку в его грубую, сухую ладонь, и Пэт, засунув топорик за пояс, протянул другую Регзу. Он любил малышей.
— Раз будет кровь, мне, пожалуй, лучше держать Снукеру голову, — заявил Пип, — потому что от вида крови он становится как бешеный. — Он побежал вперед и поволочил за собой Снукера.
— Как ты думаешь, нам можно пойти? — шепотом сказала Изабел. — Ведь мы не спросились.
В конце фруктового сада в изгороди была прорублена калитка. По другую ее сторону, с крутого берега можно было спуститься к мостику, перекинутому через ручей; а стоило перейти на другой берег и подняться вверх, как вы уже были на пастбищах. На первом из них стояла старая маленькая конюшня, превращенная в птичник. Птица разбредалась далеко, по всему пастбищу, до самой ямы, где была свалка, но утки держались поближе к протекавшей под мостом речке.
Высокие деревья, покрытые красными листьями, желтыми цветами и гроздьями черных ягод, нависали над водой. Местами речка была широкой и мелкой, но кое-где она образовывала глубокие маленькие водоемы, пенящиеся у краев и усеянные дрожащими пузырьками. Эти-то водоемы и были излюбленным местом белых уток, которые плавали и кормились вдоль поросших водорослями берегов.