Филипп отложил газету.
— Почему? Уже приглашена в другое место?
Розмэри подошла и села к нему на колени.
— Она ни за что не хотела остаться, поэтому я просто дала бедняжке денег. Не могла же я удержать ее насильно, — тихо сказала она.
Розмэри успела уже причесаться, чуть- чуть подвести глаза и надеть жемчуг. Она провела ладонями по щекам Филиппа.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она, и ее нежный глуховатый голос взволновал его.
— Ужасно нравишься, — ответил он, крепче прижимая ее к себе. — Поцелуй меня.
Последовало молчание.
Потом Розмэри мечтательно сказала:
— Я видела сегодня восхитительный ларчик. Он стоит двадцать восемь гиней. Можно, я куплю его?
Филипп стал покачивать ее на коленях.
— Можно, маленькая мотовка.
Но ей хотелось спросить его не об этом.
— Филипп, — прошептала она, прижимая голову мужа к своей груди, — а я хорошенькая?
Муха
Перевод Л. Володарской
— А вы здесь уютно устроились, — пропыхтел старый мистер Вудифилд, утопая в зеленом кожаном кресле, которое стояло возле рабочего стола шефа здешней конторы и его друга, и выглядывая из него, подобно младенцу из коляски. Разговор был закончен, настало время уходить, но как раз этого ему не хотелось. С тех пор, как он вышел в отставку, с того… удара жена и девочки выпускают его из дому только по вторникам. В эти дни его одевают, чистят и разрешают на весь день ехать в Сити, хотя ни жена, ни девочки не представляют, что он там делает. Верно, думают, что он надоедает старым друзьям… Пусть так. Свои последние удовольствия мы любим так же нежно, как дерево — последние осенние листочки. Вот почему старый Вудифилд курил сигару и чуть не с жадностью вглядывался в старого приятеля, который крутился в своем служебном кресле, толстый, цветущий, несмотря на пять лет разницы не в его пользу, но все еще полный жизни, все еще не выпускающий руля из рук. Смотреть на него и то приятно.
— Честное слово, у вас стало очень уютно, — проговорил старик и грустно и восхищенно одновременно.
— Да, уютно, — согласился шеф и щелкнул ножом для разрезания бумаг по «Файнэншл тайме». Вне всяких сомнений, он гордился своим кабинетом, и ему нравились похвалы, особенно если они исходили от старого Вудифилда. Глубокое, ни с чем не сравнимое удовлетворение ощущал он, сидя посередине комнаты напротив дряхлого старика в кашне.
— Я только недавно окончательно привел его в порядок, — привычно пояснил он, как делал это уже… сколько же?., много недель. — Ковер совсем новый — Он показал на ярко-красный ковер с большими белыми кругами. — Мебель тоже новая. — И он кивнул на массивный книжный шкаф и стол, ножки которого напоминали витую патоку. — Электрическое отопление! — При этих словах он почти торжественно помахал в сторону пяти прозрачных, отливающих жемчужным блеском колбасок в опрокинутой медной кастрюле, от которых шло нежное сияние.
Однако он не показал старому Вудифилду фотографию серьезного юноши в военной форме на фоне искусственных деревьев и искусственных туч, которая стояла у него на столе, правда, в ней не было ничего нового для Вудифилда, впервые увидевшего ее шесть лет назад.
— Мне что-то нужно было вам рассказать, — с потемневшими от напряжения глазами растерянно произнес старик. — А что, не помню. Утром помнил, когда собирался к вам сюда. — У него задрожали руки и лицо пошло красными пятнами.
«Бедняга, его песенка спета», — подумал шеф, и в нем шевельнулось доброе чувство к старику. Он подмигнул ему и игриво проговорил:
— А знаете, тут у меня есть капелька кое-чего. Вам необходимо взбодриться перед уходом. Прекрасная штука. Не повредит даже ребенку. — Специальным ключиком, прикрепленным к цепочке от часов, он отпер дверцу шкафа и достал толстую темную бутылку. — Вот наше лекарство, — сказал он. — Меня уверяли, что эта бутылка из самого Виндзорского дворца.
Старый Вудифилд так и застыл с открытым ртом. Наверное, он бы меньше удивился, появись из шкафа кролик.
— Неужели виски? — еле слышно пропыхтел он.
Шеф так и этак вертел бутылку, с гордостью демонстрируя этикетку. Виски.
— Представляете, — благодарно сказал Вудифилд, выглядывая из кресла, — дома мне не разрешили бы даже попробовать. — Казалось, еще секунда — и он расплачется.
— Ну-ну, в этом-то мы понимаем больше, чем женщины, — бодрым голосом произнес шеф, после чего взял бокалы, стоявшие возле графина с водой, и налил в них добрые порции виски. — Пейте. Хуже не будет, только не портите его водой. Когда попадается такое виски, вода уже святотатство. Ну же! — Одним глотком он осушил свой стакан, торопливо вытер усы и уставился на старого Вудифилда, который, похоже, не очень спешил.