Кассио поднял голову. Перед ним стояла Нерисса Зервас. Она стиснула пальцы рук, будто пытаясь подавить нервное возбуждение:
— Он угрожал моей дочери! — изможденное лицо донны Нериссы вдруг словно осветилось, исполнившись невиданной силы. — Я пришла к нему, выбрав момент, когда в лавке он был один. Принялась упрашивать его, чтобы он оставил Томаса в покое. Наши дела и так хуже некуда! Аваро только посмеялся. Он даже не обернулся ко мне, занятый своим проклятым зеркалом. У меня под плащом была веревка. Захлестнуть узел, отойти в сторону и дернуть — дело одной минуты. Мне повезло, что никто не вошел в тот момент. Но если бы даже вошел… — Нерисса, задохнувшись, умолкла.
— Довольно, — произнесла донна Виттория. — Сядьте, моя дорогая, выпейте воды. У вас слишком богатое воображение. Нас всех слишком потрясла эта история. Неудивительно, что вам мерещатся всякие ужасы, — и она добавила, обернувшись к Кассио и глядя ему прямо в глаза: — Лично я в тот день вообще не видела Нериссу на площади.
— Я тоже, — отозвалась Луиза Порчелли. — Господи, да все знают, что Нерисса почти не выходит из дома!
— И я, — помедлив, добавила синьора Чеккони. — Хотя я была на площади как раз тогда, когда все случилось.
— Мы вместе там были, — подхватила Мария Контарини. — И ничего не видели.
Нерисса всхлипывала, закрыв лицо руками. Четыре женщины смотрели на монаха, а он не отводил глаз от лица Виттории Аньезе. Наконец, он улыбнулся.
— Благодарю вас, синьоры. Именно это я и хотел услышать.
Когда Кассио вышел на крыльцо дома Аньези, в первый раз за последние несколько дней он почувствовал, что с души у него словно камень свалился. Об одном он жалел: что не успел толком попробовать кастаньяччо. Пирог пах просто умопомрачительно! Но у Кассио были дела поважнее.
— Значит, несчастный случай? — обрадованно спросил Северин.
— Мы с Антонио внимательнейшим образом изучили показания свидетелей и пришли к выводу, что случившееся с Аваро было трагической случайностью.
Кассио с приором сидели в скриптории, залитом веселым солнечным светом. Сотни книг покойно дремали на полках, и мир был полон умиротворения.
— Незадолго до трагедии Аваро заглянул в трактир «Бычий хвост», так что был не вполне трезв, когда полез на ту злосчастную стремянку. Вероятно, из-за этого он не заметил, что одно крепление слегка расшаталось. В результате лестница сломалась, синьор Аваро упал и ударился затылком об угол сундука, стоявшего поблизости.
— Да упокоит Господь его душу, — кивнул приор, блеснув глазами. — Я рад, что это дело наконец разрешилось.
Наутро, после мессы Кассио с молодым послушником отправились в путь.
Когда они отъехали довольно далеко от аббатства, Паоло не выдержал:
— Это я виноват, — сказал он с таким выражением, словно в омут бросился. — Я знал про Джанни Зервас, и сказал это нарочно!
— Откуда ты знал? — спокойно спросил Кассио, слегка придержав своего мула.
Паоло молча посмотрел на него, и Кассио спохватился, что сморозил глупость. Действительно, глупо спрашивать у провидца, откуда ему известны такие подробности! Только сейчас ему пришло в голову, как тяжело и муторно было мальчику ежедневно общаться с людьми, которых он, сам того не желая, видел насквозь. Видеть все мерзости человеческие — и не ожесточиться. Правду говорят, что многие знания — многие печали…
— Так что же, пророчества не было? Ты солгал? — сурово спросил Кассио.
— Что вы! Я бы не осмелился! Но мой сон не грозил смертью Аваро, только разорением. Во сне я видел внутренность его лавки, то знаменитое зеркало… Вдруг оно пошло трещинами — и стены лавки рассыпались в прах, а вдали показался корабль, тающий в небесной синеве. Я должен был рассказать все как есть, а я… мне было жаль Джанни, и я постарался намекнуть синьору Аваро, чтобы он оставил ее в покое. Я знал, что он почти все деньги вложил в снаряжение «Крылатого змея», даже те, что занял у соседей. Мне хотелось помочь Зервасам, а вышло так, что я невольно подтолкнул донну Нериссу совершить… это. Я недостоин называться прорицателем, — прошептал Паоло, опустив голову.
— Ничто не может принудить к чему-либо свободную человеческую волю, — назидательно произнес Кассио. Он думал о сгинувшем алчном торговце, о Джанни, сбросившей маску, о том, что пророчество так или иначе сбылось, и о том, что пути Господни неисповедимы. А для Паоло это будет хорошим уроком.
— Наверное, после всего этого кардинал не захочет меня видеть? — робко спросил мальчик.
Двигаясь по тропе, они незаметно поднялись на гребень холма. Отсюда открывался чудесный вид на долину. Зеленели луга, кое-где размеченные темными штрихами кипарисов. Светлыми пятнами выделялись оливковые рощи. Позади остались светло-кремовые здания Пичено, окруженные черепичными крышами предместий. Город покоился на зеленой ладони долины, словно перламутровая раковина, нежно светясь в лучах утреннего солнца. Где-то в вышине звенела невидимая птица, от цветущих кустов акации исходил густой сладкий аромат. Кассио с облегчением вздохнул полной грудью. Долина Орчиа весной была поистине прекрасна. Но он уже начал скучать по Эттуро с его шумом и запахами, с его улочками-ущельями, настолько тесными, что соседи в домах напротив вынуждены были открывать ставни по очереди, и просторной площадью в форме раковины, над которой каменной стрелой возвышалась грациозная башня Торре-дель-Сунто.