Старшина спустился вниз, осторожно выглянул через разбитую входную дверь: вполне спокойно, валяется посреди двора пара заполошных фрицев, больше никого. Временно угомонились немцы, можно дух перевести. Колька закурил, озираясь. Мусор, тряпье, бутылка кокнутая - словно уж месяц здесь воюют. А ведь утром, наверное, еще относительно чистенько было. На стене у входной двери тянулась многобуквенная черная надпись, снабженная устрашающим восклицательным знаком. Что-то вроде "Свет - твоя гибель!" - с переводческими талантами у старшины было так себе. Поздновато о затемнении заботиться, господа пруссаки.
Николай Зимин, несмотря на молодость, слыл человеком образованным и рассудительным. В общем-то, так и было, поскольку с замашками шпаны замоскворецкой Колька расстался еще в сорок первом, когда работать пошел на МосКАРЗ[18]. Думалось, работа - дело временное, поскольку десятилетку желал окончить тов. Зимин. Пусть из чистого упрямства и назло директору, но непременно закончить. Ну, с этим как-то не сложилось.
Эх, было времечко. Все Якиманское отделение милиции Кольку-Зиму знало. Иной раз даже изловить умудрялись, но Колька широко раскрывал свои раскосые "калмыцкие" глаза и уходил в глухую несознанку. А что с него взять, безотцовщина - папаня, то ли татарин, то ли вовсе каракалпак, мелькнул, да сгинул еще до рождения дитяти. Вот и делай с такой наследственностью что хочешь. Маманя предрекала, что в тюрьму непутевый сядет, но не угадала.
А нынче был Николай Зимин обычным бойцом образца 1945 года: отнюдь не кавалергардского роста, в многократно чиненном, но все равно рваном ватнике, в порыжевших сапогах. Не парадное обмундирование, конечно, зато подогнанное. Облезлый автомат, зато финка на поясе с великолепной наборной ручкой, пистолет сунут за пазуху, и ремешок пистолетный трофейный, с красным кантом. Два ранения и почти год стажа фронтового-госпитального бытия - не шутки.
Орден и три очень даже заслуженные медали Колька в бою не носил. Целее будут, да и намек командованию - вот у человека свободное место на груди имеется, не мешало бы отметить. Не то, чтобы товарищ Зимин был болезненно честолюбив, но война идет к концу, и вернуться к себе на Шаболовку без наград было бы, по меньшей мере, странно.
Колька осознал, что о возвращении подумывает неуместно, не к добру такие мысли, немало ребят они сгубили. Тут штурмовать и штурмовать, и Кенигсберг этот задрипанный, а потом двигать из балтийского угла Германии к самому центру - к Берлину.
За спиной скрипнуло - старшина обернулся, уже точно зная, что совершенно напрасно повесил автомат на плечо.
Из темноты под лестницей лезли немцы. Передний целился из винтовки и делал страшные глаза - молчи, рус! Понятно - уже бы пальнул, но боится нашуметь.
Колька в ужасе выкатил-округлил глаза - многократные опыты доказывали что выходит очень убедительно - и перепуганно прошептал:
- Нихт шиссен!
Кто-то из немцев - в темноте не разобрать двое или трое лезут - пробурчал ругательное. Ага, азиат поганый вам попался. Колька растопырил руки, правой взял автомат за дырчатый кожух ствола, очень медленно и предупредительно начал снимать с плеча. Так, пистолет из-за пазухи явно не успеть выхватить. Значит...
Он пихнул, почти кинул автомат в рожу немцу, одновременно ныряя под ствол винтовки. Над головой бахнул выстрел, в следующий момент, старшина Зимин, выхватывая из ножен финку, врезался во врага...
Башка в каске - оружие довольно серьезное. Колька сшиб переднего, достал клинком кого-то за ним, учуял, что там заорали-завозились, ухватил перила над головой, и одним махом забросил свое поджарое, коротконогое тело на верхний лестничный проем. С опозданием снизу ударила автоматная очередь, но это было уже пофигу - старшина Зимин лежал спиной на жестких ступенях, жался к стене, и одну за другой зашвыривал вниз "лимонки"...
Сверху прибежали свои, прочесали темную дверцу под лестницей из автоматов. Стоны там затихли.
- Видать, еще один ход из подвала, - сказал старшина, крутя головой - боднул немца так крепко, что шея до сих пор хрустела. - Нехорошо, не уследили мы.
Народ согласился, что "нехорошо", но ведь как уследишь, если всё вокруг изрыто-издырявлено - пруссаки и есть пруссаки, наготовили себе щелей.
Автомат счастливо отыскался - немец благородно прикрыл его животом - царапин на оружие не прибавилось. Под лестницу навалили рухляди, натащенной из ближайшей квартиры, оставили Игоря присматривать за дверью и подвалом, поднялись на ка-пэ[19].